готовы хоть сейчас отправить его на электрический стул, и, мало того, они будут обеими руками голосовать за то, чтобы сделать смерть как можно более мучительной. Однако Джемм был по-прежнему вполне доволен собой: ему удалось-таки установить, что одному из космических инженеров прописали антидепрессанты за две недели до запуска «Селесты». В тот же вечер он появился в семи телепередачах и торжественно объявил:
– Один из сотрудников центра управления принимал наркотики. Это правительство надо судить, а не мистера Баниона!
Полтора месяца суд выслушивал показания восемнадцати кардиологов, пытавшихся определить, виновен ли Банион в смерти мистера Фигга. Джемм тоже не терял времени даром. Он нанял пару омерзительных вашингтонских ищеек, которые пронюхали, что во время запуска «Селесты» в бардачке пикапа мистера Фигга лежал номер порнографического журнала «Джаггз». У Джемма на руках были медицинские выкладки: примерная частота пульса семидесятидвухлетнего пациента в момент эрекции, и он был готов предъявить их в любое время. И хотя Банион не считал себя виновным в кончине бедняги Фигга, он искренне надеялся, что Джемму не придется разыгрывать эту карту.
На каком-то этапе разбирательства Банион вдруг понял, что чаще видит Джемма по ящику в своей камере, – с недавних пор ему было позволено смотреть телевизор, – нежели в зале суда. Банион уже не раз намекал доблестному ковбою, что, коль скоро он платит ему четыреста семьдесят пять долларов в час, ему хотелось бы чаще видеть своего адвоката воочию, а не красующимся на голубом экране.
Однажды утром Джемм явился в зал суда с синяками под глазами. Вид у него был весьма измотанный. Банион поинтересовался, не корпел ли он всю ночь над сборниками правовых актов. Не совсем, зевнул Джемм. Он всю ночь не смыкал глаз, чтобы не опоздать на прямой эфир британской телепередачи «С добрым утречком!».
– Вот, значит, как, – сказал Банион. – Моя жизнь висит на волоске, а ты думаешь о том, как произвести впечатление на остолопов, уплетающих овсянку в Манчестере.
Джемм отвечал, что все под контролем – он, дескать, зорок как орел, парящий над горными вершинами, и тут же принялся клевать носом под монотонное бормотание обвинителя, излагавшего подробности исследования миокарда мистера Фигга.
На следующий день Джемм вообще не явился в суд, предоставив право вести перекрестный допрос эксперта-кардиолога одной из своих ассистенток, эффектной рыжей особе. Похоже, внешность этой особы возбуждала похотливые желания в сердце присяжного номер два, ибо всякий раз, когда она бросала взгляд в его сторону, он начинал неловко ерзать на стуле. Джемм отсутствовал еще три дня. Интересно, куда он запропастился? Банион отчаялся получить вразумительный ответ от его ассистентов, которые твердили одно: мистер Джемм «добывает важные улики».
Как-то утром, сидя в зале суда в ожидании, пока все соберутся, Банион прочел в газете, что Джаспер Джемм только что за кругленькую сумму продал одной голливудской кинокомпании авторские права на свою историю. Банион полюбопытствовал, что тот имел в виду под «своей историей». Дозвонившись до Джемма в отель «Беверли-Хиллс», он потребовал, чтобы тот немедленно возвращался назад.
Банион был не в лучшем расположении духа, когда Джемм явился на следующее утро с воспаленными глазами, жалуясь на бессонную ночь в самолете. Адвокат тут же заверил Баниона, что мистер Пламм, его заместитель, вполне компетентен для того, чтобы провести перекрестный допрос кардиологов, и добавил, что ему позарез надо было смотаться в Калифорнию, так как Уоррен хотел поговорить с ним лично, прежде чем заключить контракт.
– Уоррен?
– Битти. Он будет играть меня в фильме.
– Ага, – сказал Банион. – А кто будет играть меня?
– Именно это я и хотел обсудить после сегодняшнего заседания. Пока меня не очень-то устраивает выбор актеров на твою роль.
– А тебе не кажется, что история скорее моя, а не твоя? Или я чего-то не понимаю?
– Я абсолютно уверен, что ты должен продать им свою историю. Хочешь, я намекну им об этом завтра утром?
– Завтра утром?
– Здесь ничего толком не происходит. Долдонят про сердечную мышцу того старикана, и все… Уоррен устраивает прием. Полагаю, я просто обязан там быть. Ты как считаешь?
Наступал решающий этап процесса, и Баниону, разумеется, было весьма «приятно» узнать, что его адвокат разрывается между судом, пытаясь спасти его от смертного приговора, и Беверли-Хиллс, уламывая Минни Драйвер сыграть роль его жены.
Дела шли все хуже. Обвинение умудрилось представить интервью Баниона с доктором Коколевым и полковником Радиком на уфологическом конгрессе как заговор с целью государственного переворота. Учитывая непрекращающееся противостояние двух стран, попытка Баниона и его приспешников воспрепятствовать запуску ракеты с военным модулем (такова была формулировка обвинения) выглядела крайне антипатриотично. Один из присяжных взял отвод, сославшись на гипертонический криз. Неделю спустя на книжных прилавках появилась книга под названием «Присяжный номер пять: почему Банион заслуживает казни». Присяжный (а именно он был автором этого опуса) доказывал, что Банион в течение многих лет работал на русских, – а заодно и на пришельцев. Счастливого автора свеженького бестселлера тут же пригласили на все вечерние шоу и программы новостей.
В стане сторонников Баниона царили упаднические настроения. У входа во дворец правосудия стояли толпы негодующих граждан с плакатами «ПРЕДАТЕЛЬ!». Банион все чаще представлял, как в один прекрасный день отворится дверь камеры и появится тюремный цирюльник, чтобы выбрить ему контактное место на голове. Он поймал себя на мысли, что все чаще вспоминает последние слова, сказанные всякими знаменитостями, и даже начал репетировать собственную прощальную речь.
Однажды вечером, лежа у себя в камере и предаваясь этим сладостным раздумьям, Банион поднял глаза на экран привинченного к стене телевизора. Начиналось посвященное правовым вопросам телевизионное шоу «Преступник не дремлет», которое вел Джаспер Джемм. Банион понял, что пришло время сменить адвоката.
– Мистер Банион, – сказал судья, – в законе есть неписаное правило, которое гласит…
– «Тот, кто сам защищает свои права – глупец». Да, я помню, ваша честь. Но есть и другое правило.
– Какое?
– «Тот, кто платит себе четыреста семьдесят пять долларов в час, скоро разбогатеет».
– Ну, как знаете, – сказал судья.
Отказавшись от услуг Джемма, Банион сразу же позвонил Роз, чтобы вызвать ее в суд в качестве свидетеля. Но Роз бесследно испарилась. Баниону пришлось самому рассказать суду о том вечере, когда она его предала. После этого газетчики тут же окрестили ее «таинственной макаронницей».
Банион позвонил и экс-президенту. Дозвониться до бывшего главы государства было не так-то просто: тот был весь в хлопотах, связанных с подготовкой к собственной тяжбе, однако явиться в суд не отказался.
– Господин президент, – сказал Банион, – спасибо, что вы нашли время прийти и дать показания.
– Да сколько угодно, – отозвался экс-президент.
– Я знаю, что вы очень заняты, так что если позволите, я перейду прямо к делу. Вам что-нибудь говорит название МД-12, или иначе «Маджестик-12»?
– Это марка смазочного масла? Им смазывают дверные петли…
– Господин президент, позвольте напомнить, как тогда в Овальном кабинете я сообщил вам, что внутри правительства существует тайная структура…
– Ах, это… – экс-президент улыбнулся присяжным. – Та, что запускает в небо тарелочки и похищает людей?
– Она самая. Та, на которую работал мистер Скраббс…
