В тот день, когда пропали их родители, шел такой же сильный дождь. С тех пор прошло уже полтора года, но сердце Сабрины болело по-прежнему. Она хорошо помнила, как бежала тогда домой. В школе как раз выдали табель с оценками, и она держала его в руке, под плащом. Она страшно гордилась пятерками по математике и английскому и четверкой по естествознанию, хотя тройка с минусом по физкультуре немного портила настроение. Но все равно дома Сабрина прикрепила табель скотчем к дверце холодильника, чтобы все его сразу увидели. Было немного странно, что родители еще не вернулись с работы, но Сабрина ни о чем не беспокоилась. До тех пор пока к вечеру не позвонила воспитательница из детского сада — спросить, почему никто не забрал Дафну. Той ночью девочки легли спать на кровати родителей и всё ждали их прихода, а в небесах без конца гремел гром и вспыхивали жуткие молнии. Когда через три дня за ними наконец пришла женщина из службы социальной защиты и повела их в приют, дождь по-прежнему не унимался. Табель ее так и остался в кухне на дверце холодильника, а она ни от кого не дождалась похвалы за свои успехи. «Почем знать, — подумала Сабрина, — может, он до сих пор там висит?…»
Полиция начала, конечно, расследование. Обыскали родительскую квартиру в Нью-Йорке, но никаких улик не нашли. Опросили соседей и сотрудников родителей, посыпали всё в доме каким-то порошком, ища отпечатки пальцев, потом долго писали отчеты. На том дело и закончилось — не обнаружили ничего. Их папа с мамой, Генри и Вероника Гримм, будто растворились в воздухе. Через несколько месяцев полиция, правда, обнаружила где-то их машину, брошенную на обочине. Единственной уликой был алый отпечаток ладони на приборной доске. Это не кровь, это краска такая, уверяли их в полиции. Но ни новых улик, ни новых следов не появилось. Расследование зашло в тупик.
Сотрудники приюта, куда привезли девочек, начали собственные поиски, пытаясь найти каких-нибудь родственников, однако, как и в случае с полицией, результатов это не дало. У них не оказалось ни теток, ни дядей, ни бабушек-дедушек, ни двоюродных братьев с сестрами, ни хотя бы троюродных… Родители всегда говорили девочкам, что никакие родственники, кроме них, им никогда не понадобятся. Поэтому девочки, понятное дело, пришли в ужас, когда вдруг узнали, что бумагу на признание прав опекунства написала какая-то женщина, которая утверждала, будто она их бабушка.
Поезд медленно подъехал к станции, и Дафна тут же отлипла от окна. Закрывшись ладошкой, она тихо-тихо спросила у Сабрины, прямо на ухо:
— Она правда наша бабушка? А помнишь, папа говорил тебе, что бабушка еще до твоего рождения умерла?
— Никакая она нам не бабушка, — ответила Сабрина, дернувшись: поезд резко затормозил. — Не бойся, убежим. Старая карга и не поймет, что к чему, а нас и след простыл…
Пассажиры повставали со своих мест и принялись снимать вещи с багажных полок. Сбросив недочитанные газеты на пол, заляпанный пятнами расплескавшегося кофе, люди двинулись к выходу. Кондуктор объявил по радио: «Станция Феррипорт-Лэндинг, конечная».
— Ну, пошли! — приказала мисс Смэрт, и у Сабрины в животе будто что-то перевернулось.
Ей ужасно не хотелось встречаться с этой самозванкой, которая притворялась их бабушкой, но спорить с мисс Смэрт было бесполезно. К тому же в приюте она славилась тем, что щипала всех, кто осмеливался ей перечить, награждая сирот болезненными, долго не проходящими синяками. Сабрина встала на сиденье, стащила с полки два небольших чемоданчика и тоже поплелась на выход следом за мисс Смэрт, которая вела за руку Дафну.
В конце ноября дождь промозглый, колкий. Дафна тут же съежилась, и, пока они стояли на запруженной пассажирами платформе, Сабрина крепко обнимала сестру за плечи.
— Когда будем знакомиться, ведите себя вежливо, а не то… — сказала мисс Смэрт. — И чтоб не дерзить и не пререкаться… И вообще, хотя бы один раз не можете, что ли, вести себя, как юные леди, чтоб вас…
— Это вы мисс Смэрт? — раздался голос, прервав угрозы провожатой.
Девочки оглянулись. Перед ними стояла кругленькая, плотно сбитая старая женщина. На ней было длинное, до щиколоток, темно-синее платье, на плечах — белый вязаный платок. В ее седине проглядывали кое-где рыжие пряди, что говорило о былом цвете ее волос, которые она прятала под темно-синей, в тон платью, шляпкой, украшенной спереди крупной аппликацией: большим подсолнухом. Лицо у нее было все в морщинах, с обвислой кожей, но что-то молодое, юное еще проглядывало в нем. Может, благодаря легкому румянцу и ясным зеленым глазам.
Рядом с ней стоял невероятно худой мужчина.
Сабрина в жизни еще не видела такого худого человека. У него была пышная темно-серебристая шевелюра, а из-под густых бровей на сестер уставились огромные водянистые глаза. На нем был темный костюм в тонкую полоску, явно на несколько размеров больше нужного, в одной руке он держал огромный зонт, в другой — шляпу.
Мисс Смэрт, положив руки на плечи девочкам, ухитрилась незаметно ущипнуть их — в напоминание, чтобы вели себя как полагается. Кроме того, подумала Сабрина, для нее ведь это была последняя возможность сделать им больно.
— Да, госпожа Гримм, это мы, — сказала мисс Смэрт, заставив себя изобразить на лице некое подобие улыбки вместо своей обычной недовольной гримасы.
— Сабрина? Дафна? — с легким немецким акцентом воскликнула старая женщина. — Ах, какие же вы обе красавицы! Какие славные! А я ваша бабушка, миссис Гримм.
Пухлыми руками она обняла сестер за плечи, крепко прижимая их к себе. Девочки съежились, не зная, как вырваться из этих объятий. Но старуха, словно влюбленный осьминог, все обнимала их, все чмокала — то в голову, то в плечи.
— Очень приятно познакомиться, миссис Гримм, — прервала ее излияния мисс Смэрт.
Тут миссис Гримм выпрямилась в полный рост, хотя и не была слишком высокой, и неожиданно с вызовом взглянула на провожатую. Сабрина могла поклясться, что старуха ехидно ухмыльнулась.
- А как мне приятно! — ответила миссис Гримм.
— Я так рада, что удалось наконец вас всех воссоединить.
— Ясное дело, — сказала старая дама, отворачиваясь от нее и подмигивая сестрам. Взяв девочек за плечи, она развернула их к своему спутнику. — Познакомьтесь, это мистер Канис, — сказала она. — Он помогает мне по дому и в разных других делах. Он живет у меня, так что будет присматривать за вами.
Дафна и Сабрина уставились на его изможденное лицо. Он был до того худ и казался таким слабым, что, глядя на него, можно было подумать: еще немного — и он не удержит зонт и тот рухнет на него. Но мистер Канис, поклонившись сестрам, отдал зонт миссис Гримм, поднял чемоданы и направился по платформе к автомобильной стоянке.
— Ну, девочки, пора прощаться, — сказала мисс Смэрт, покосившись на открытую дверь вагона.
Она вяло приобняла Дафну и что-то прошептала ей на ухо, отчего девочка сморщилась. Потом ухватила Сабрину, заключив ее в свои неловкие объятия.
— Чтоб вы мне больше на глаза не попадались, понятно? — буркнула мисс Смэрт прямо в ухо Сабрине. — Всего вам наилучшего, миссис Гримм, — любезно сказала она, отпуская Сабрину и протягивая руку старухе, нота воззрилась на нее так, будто провожатая предлагала ей какую-то гадость.
Мисс Смэрт что-то неодобрительно промямлила и, ни на кого не глядя, шмыгнула в вагон. Двери тут же закрылись, и поезд ушел — назад, в Нью-Йорк. Однако как ни рада была Сабрина избавиться от общества мисс Смэрт, она понимала, что теперь их с сестрой оставили на попечение совершенно незнакомого человека.
Миссис Гримм, правда, не переставала осыпать сестер поцелуями, пока они втроем шли к стоянке. Мистер Канис уже поджидал их около машины. Но какой! Сабрина никогда еще не видела такой рухляди! Вся грязная, проржавевшая, она заскрипела, будто от возмущения, когда мистер Канис открыл заднюю дверь, чтобы девочки забрались на сиденье. Их вещи уже лежали в багажнике.
— А на ней не опасно ездить? — только и спросила Сабрина, пока мистер Канис со старухой устраивались впереди.
— Сюда-то доехали, — засмеялась миссис Гримм. — Небось и назад доберемся.
Машина чихнула и тут же заглохла, потом мотор еще пару раз стрельнул, но наконец ожил, заревев и изрыгая черный дым из выхлопной трубы. В двигателе вдруг будто заиграл шумовой оркестр, а разные шестеренки заскрежетали так, что Сабрина даже испугалась: как бы не оглохнуть. Дафна заткнула уши
