Игорь Кокошкин вздохнул и оттопырил нижнюю губу, отчего лицо его, и раньше отмеченное печалью, стало совсем унылым.
– Вы рассуждаете, как обыватель. Говорить о друзьях и близких с профессиональной точки гораздо труднее. За время общения глаз «замыливается». К тому же мы, психологи, тоже люди и отнюдь не «всегда на работе». Хирурги стараются не оперировать родственников, следователю и судье дают отвод, если подозреваемый или обвиняемый его друг. А мы из другого, что ли, теста?
– Хорошо, – не стала спорить Лизавета, – тогда расскажите о нем просто как друг.
– Правильный ход: не настаивать, а искать обходной маневр. – Он опять помог ей увернуться от столкновения. На этот раз они чуть не врезались в маленького сизоносого мужичка с огромной тачкой.
– Это вы только что сказали, что вовсе «не всегда на работе»?
– Еще более грамотно – обходной маневр и атака с тыла.
– Я разрешаю вам нарисовать мой психологический портрет, но после того, как поведаете все, что знаете о Целуеве.
Психолог опять вздохнул:
– Да нечего рассказывать. Он – то, что в романах русских классиков именуется словом «подлец».
– Даже так?
– Ладно, извольте… Только сначала присядем, я не умею вести серьезные разговоры на ходу.
Он огляделся и заметил кафе. Вернее, киоск, внутри которого стояли два столика из литой пластмассы и шесть стульев. Подают в подобных заведениях безалкогольные и горячительные напитки, кое-где имеются электрочайники или электросамовары. Тогда в ассортименте появляются растворимый кофе и чай из пакетиков.
– Что будете пить? – галантно поинтересовался психолог.
– Яблочный сок, если его нет – минералку.
Кокошкин пошел к стойке и вернулся с двумя бутылками французской воды «Эвиан». Протянул одну Лизавете.
– Стаканы – только для горячительных напитков, воду следует пить из горлышка.
Все-таки тонкий вкус и дорогостоящие замашки рано или поздно погубят отечественную торговлю. В невзрачном уличном заведении подавали привезенную из самой Галлии «Эвиан» и знать не хотели родную, кондовую «Полюстровскую».
– Вы употребили слово «подлец».
– Да! А как еще можно назвать человека, который женится на связях и привилегиях и бросает жену – к тому времени больную, – потому что связи перестали работать?
– Никак, – охотно ответила на риторический вопрос Лизавета.
– А как можно назвать человека, который способен оклеветать друга, ну пусть не друга, приятеля, лишь бы пробиться в аспирантуру? Или человека, который не отдает долги?
– И все это Целуев?
– Да. – Психолог отхлебнул минералки и поставил голубую бутылку на стол. – Он женился на дочке второго секретаря обкома, еще когда мы учились на втором курсе. Девица была не красавица и даже не лощеная-холеная, а наоборот – болезненная и от этого сварливая. Жениха подобные вещи не волновали. Зато учиться и пробиваться стало легче. В аспирантуру тогда было не попасть. Он быстренько сориентировался и перепрыгнул на кафедру политической психологии. Мест там тоже не было, но наш герой не смутился, два звонка сверху, потом этот разговор «начистоту» с завкафедрой, разговор о конкуренте, который якобы высмеивает труды заведующего… – Кокошкин замолчал, не то вспоминая «этот разговор», не то раздумывая, что еще можно сказать, потом опять приложился к бутылке. – Ученые самолюбивы и обидчивы, так что место Олежек получил. Потом обком и обкомовские связи перестали действовать. Когда его тесть ушел на пенсию, а не в банк, пришла пора разводиться. Причем он продолжал дружить с некоторыми старыми друзьями уже бывшего тестя – с теми, кто нашел свое место под новым солнцем. И не без помощи бывших «товарищей» открыл собственную фирмочку, которая стала заниматься политическим консалтингом. Консультирует, так сказать, по всем вопросам политического бытия! – Теперь Игорь Кокошкин говорил проникновенно, страстно. Он даже забыл про воду.
– Вы не пожалели черной краски. У вас получился тип в духе Никколо Макиавелли.
– Не трогайте автора «Государя», он по сравнению со своими последователями чистый младенец.
– Он был первым.
– В политике первых не бывает. До Макиавелли правители тоже умели быть беспринципными.
Игорь Кокошкин допил минеральную воду, поморщился:
– Может, что-нибудь покрепче?
– Рано еще. – Лизавета посмотрела на часы.
– Плевать, что рано. Я бы выпил, для дезинфекции, раз уж… замарал язык…
В его голосе звучала глубинная, застарелая горечь. Так пылко в наше время не говорят даже о законченных подонках. Если, конечно, подонок не нагадил по-крупному лично рассказчику. Совершенно очевидно, между Игорем Кокошкиным и Олегом Целуевым существовала, выражаясь языком милицейского протокола, личная неприязнь. А Лизавета в эту личную неприязнь влезла со своим любопытством.
– Хорошо, только мне белое вино. Ничего крепче я в одиннадцать утра не вынесу.
– Спасибо за компанию.
Сам Игорь выбрал коньяк.
