– Расскажи мне об этих двух стабильностях, морлок, – похоже, скоро нас ждет одна из них!
В первом из этих летально-стабильных состояний, как поведал Нево, сжигается земная поверхность, атмосфера мутнеет от дыма и испарений и наступает парниковый эффект – нечто подобное произошло на Венере. Солнечная энергия аккумулируется и получается сверхвысокая температура. Поверхность земли обнажается и раскаляется докрасна. И в небе из-за непроницаемого слоя облаков уже не видно ни солнца, ни звезд, ни планет.
– Ну, с этим все понятно, – откликнулся я, пытаясь подавить ледяной холод в крови, в сравнении с этим чертовым морозом это еще удачная перспектива отправиться на тот свет, ну а что же второе состояние стабильности?
Это «Белая Земля».
И, закрыв глаза, уже больше со мной не разговаривал.
22. Убытие и прибытие
Не знаю, сколько мы так лежали, скорчившись на полу в Машине времени, пытаясь сберечь последние градусы тепла. Наверное, мы были последними осколками жизни на этой оледеневшей планете, – не считая, естественно скудного лишайника, цеплявшегося за спины замерзших камней.
Я толкнул Нево, пытаясь вызвать его на разговор.
– Дай мне заснуть, – пробормотал он.
– Еще чего, – отозвался я. – Морлоки не спят.
– А я сплю. Слишком долго находился среди людей.
Заснешь – замерзнешь. Нево. Мне кажется, мы должны остановить машину.
Он не сразу ответил.
– Зачем?
– Мы должны вернуться в палеоцен. Земля мертва – захвачена в клещи беспощадной зимы – так что мы вернемся в прошлое, и, может, что-то исправим.
– Прекрасная идея, – он закашлялся. – За исключением одной детали – это невозможно.
– Почему.
– Я не все успел доделать в этой машине.
О чем ты?
– Это баллистическая машина времени.
– Что значит – баллистическая?
– Она, как снаряд, запускается только в одну сторону. Можно нацелиться в будущее или в прошлое. По идее, мы должны были завершить полет в твоем 1891-м году, но после запуска я не рассчитал траекторию, и честно говоря, утратил контроль над управлением.
Ты понимаешь, о чем речь? Машина летит, запущенная с помощью пороха германского платтнерита – летит сквозь Вечность и неизвестно где остановится. Мы остановимся в 1891-м году, как я рассчитал, только в ледяном 1891-м.
Я почувствовал, как мурашки начинают прокрадываться в самое сердце.
– Подожди, а как же люди? Вдруг на этой планете еще остался какой-нибудь оазис, где есть жизнь.
Он хмыкнул, и посмотрел на меня прищуренным полуоткрытым глазом.
– Какие еще люди, какое человечество? Ты же видел – все отсюда улетели миллионы лет назад.
– Как это улетели? – запротестовал я. – Но не навсегда же. Они еще вернутся – это же их…
– Ха-ха.
– …Колыбель человечества. Это же Земля. Она их родила, память поколений и все такое. Я этого не понимаю – оставить Землю. Даже вы, морлоки, со своей Сферой, не заходили так далеко.
Откатившись от него, я перелег на локти, пытаясь выглянуть в южном направлении. Именно оттуда, со стороны орбитального города, могла прийти какая-нибудь добрая весть. Надежда.
Но то, что я увидел, вызвало чувство смертельного страха. Не только не принесло надежды, но и напротив…
Гирлянда спутников осталась на месте, и связующие лучи теплились между станциями, но теперь я увидел, что тросы, пуповины космических лифтов исчезли. Последние связи с землей. Теперь человечество сделало полный Прощай! Своей колыбели. И пока я возился с морлоком, обитатели орбиты подняли свои лифты.
На моих глазах свет станций, отражавшийся в скорлупе льда, охватившей землю, постепенно сдвигался. Небесный город как будто поворачивался, словно огненное колесо фейерверка, пока не стал двигаться так быстро, что совершенно слился в огненный круг и вскоре рассеялся в небесах.
Это потрясло меня окончательно. Так все произошло тихо и спокойно – это великое предательство, свершившееся у меня на глазах.
Сразу же стало холодно как никогда – от полного тупика и безнадежности, в отсутствии небесных огней.
– Это правда, – растолкал я Нево.
– В чем дело, – недовольно спросил он, переворачиваясь на другой бок.
