размышлял над решением одной математической проблемы. Здесь ему показалось слишком шумно, и предложение уехать куда-то вдвоем он воспринял как возможность побыть в более спокойной обстановке. – Можно и прогуляться. К ужину как раз поспеем.
– Ну вот и лады. Сейчас я авоськи прихвачу, и отвалим. Садись пока в кабину водовозки, чтобы на глазах не маячить. А то вон, командиры возвращаются, – показал он на появившийся вдалеке газик. – Лучше им не говорить, чтобы не было липших вопросов.
Тихон вывалил на кухонный стол пойманную рыбу и искоса с любопытством разглядывал Лилю, которую не видел после окончания летней сессии. При этом он старательно делал равнодушный вид, поправлял коробки с продуктами, заглянул в печку, но взгляд словно магнитом тянуло к девушке.
Симпатичную Лилю он замечал и в институте, но здесь, в непривычной одежде, в платке, обернутом вокруг шеи и завязанном сзади по-бабьи, в грубых штанах и мужской рубахе, под которой легко угадывалась стройная фигурка, она показалась ему особенно очаровательной. Светлые кудряшки, выбившиеся из-под платка, смешно болтались на лбу и иногда спадали на глаза. Лиля тыльной стороной руки отводила их в сторону и черпала макароны из мешка, сосредоточенно считая пригоршни.
Когда она наклонялась, на ее груди глубже приоткрывался треугольник обнаженного тела. Этот маленький треугольник почему-то притягивал сейчас взгляд Тихона гораздо сильнее, чем едва скрытое летним платьем тело девушки в городе. На загорелой шее подрагивала тонкая нить золотой цепочки. Ее, должно быть, оттягивал вниз кулон или крестик, но что именно, Тихон не мог разглядеть. Невидимое украшение пряталось в маленькой темной ложбинке между девичьих грудок, куда забывший о скромности взгляд Заколова никак не мог протиснуться.
– Ну, ты идешь за водой или нет? – Галя, уперев руки в бока, строго смотрела на Тихона. – Еще рыбу нам приволок. Это же не консервы, ее чистить надо. Ты, что ли, будешь корячиться?
Подхватив ведро и неловко громыхнув им о стенку, покрасневший Тихон спешно выскочил из кухни.
Пузатый самовар, нимало не смущаясь, заглотил пять ведер воды. Чтобы наполнить чан для варки макарон, ушло три ведра. Залив воду в умывальники, Тихон принялся рубить дрова. Твердый, очень корявый ствол тамариска, местного дерева со множеством веток, который привезли на водовозке, поддавался с большой неохотой. Маленькие листочки, похожие на чешуйки, шумно тряслись при каждом ударе. Но среди праздношатающихся студентов нашлось много желающих помахать топором, и дров вскоре было в избытке.
Растопив огонь в печке под чаном, Тихон дождался, когда из невысокой кирпичной трубы дохнул белый дымок, и принялся за самовар. Это оказалось не таким простым делом, как представлялось вначале. После нескольких бесплодных попыток, когда пришлось выковыривать дрова обратно, Тихон освоил премудрость этого занятия. Даже в таком, с виду обыденном, деле главным оказался точный расчет. Мало дров положишь – долго будет нагреваться, много – тянуть перестанет, и огонь задохнется в собственном дыму.
Заколов на своем опыте выработал верный рецепт. Сначала кладешь тонкие щепки. Они разгораются, радостно трещат и порой постреливают. Постепенно подкладываешь потолще, пламя растет, и вот из закопченной железной трубы самовара с гулом вырывается красный трепещущий язык пламени, и сноп золотистых искр, как салют, плавно опадает на землю.
Раскочегарился, обрадовался Тихон.
Через час самовар кипел, его круглые бока урчали от удовольствия. Струящийся из трубы дымок на фоне наступивших сумерек казался белым облачком-сорванцом, спешащим в небо к недовольной мамке- облаку. Запах горячей пищи собрал вокруг кухонного навеса оголодавших студентов. Сюда же несметными стаями устремились истомившиеся за день комары. Видимо, у них тоже наступило время ужина.
– А Бони-то все нет, – брякнул кто-то.
– Пора бы вино принести, самое время.
– Придется закуску вперед выпивки употребить.
Тихон под навесом нарезал черный хлеб. Аромат обнаженной хлебной мякоти назойливо шибал в нос, и естественный рефлекс выделения слюны работал безотказно. Сопротивляться этому не было никаких сил, и Тихон периодически рвал зубами отложенную в сторону толстую горбушку. Из-под освещенного навеса ему казалось, что ночь уже давно проползла через лагерь, заглотив все постройки в свое темное чрево.
Заколов вспомнил, что вместе с Боней уехал Александр Евтушенко. Действительно, пора бы им появиться.
Повариха Галя Кривина застучала стальной поварешкой по алюминиевой тарелке, и заждавшиеся студенты заполнили длинный стол под навесом.
Хасим. Побег из Отрара
Когда Хасим вернулся обратно в Отрар, лежавшая на прежнем месте Шиха лениво приоткрыта один глаз и повела губой. Раздосадованному Хасиму показалось, что она усмехается.
Оставался еще шанс уйти из города утром, когда откроют дороги. Но слишком много глаз тогда видели бы это. Люди знали Хасима, многие уже прослышали, что его вызвал наместник, и кто-нибудь наверняка доложил бы градоправителю, что ургенчский купец не подчинился и спешно покидает город.
Но и этот призрачный шанс растаял, как пар от горячей лепешки.
Утром, когда взошло солнце и Хасим хотел отдать команду выходить из города по одному в разных направлениях, к нему неожиданно явился все тот же посланник из дворца градоправителя. В этот раз посланник пришел не один, а в сопровождении вооруженного стражника.
– Наместник хочет видеть вас сейчас, – холодно сообщил чиновник. – Следуйте за мной.
– Но к чему такая спешка, – удивился Хасим. – Мне назначили на полдень.
– Не время вести пустые разговоры. Следуйте за мной, – строго оборвал его посланник и кивнул стражнику, который сразу встал за спиной купца.
Многое повидавший на своем веку Хасим знал, что некоторые слуги, отрабатывающие господский хлеб, ведут себя как цепные псы и кричат громче и злее хозяев. Им лучше не перечить, могут и разорвать.
Хасим покорно поднялся. Процессия двинулась в путь. Впереди шел посланник наместника, потом Хасим, а за ним грозный стражник.
Все рушилось. Такой прием не сулил ничего хорошего.
– Ночью один купец пытался тайно уйти из города, – обернувшись, сказал чиновник. – Наши купцы так не поступают. Они знают правила! – веско добавил он, потом взглянул за спину Хасима и недовольно произнес: – А это что за тварь?
Хасим обернулся. Вслед за ними шла Шиха, озорно крутя мордой. Она так интенсивно шевелила губами, пережевывая жвачку, словно напевала песенку. Ее необычные белые горбы вихляли из стороны в сторону больше прежнего. Удивленный Хасим и сам не понимал, чего это за ним увязалась собравшаяся было помирать верблюдица?
Ненормальная верблюдица придавала комичный вид серьезной процессии.
– Отгони ее, – раздраженно приказал чиновник стражнику.
Охранник издал несколько грубых ругательств в сторону верблюдицы. Та никак не отреагировала. Тогда разозлившийся стражник выхватил саблю и ткнул ею Шиху. Верблюдица отступила. Хасим краем глаза видел, что упрямая Шиха хоть и отстала, но все так же двигается вслед за ними. И еще он заметил крадущегося Шакена.
«Что он замыслил?» – с тревогой и надеждой подумал Хасим.
Когда они пришли в центр города к небольшому, но выразительному дворцу наместника, на площадь галопом, распугивая прохожих, влетел всадник. Он спешился и быстро забежал во дворец. Через минуту из дворца поспешно вышел городской глава с приближенными.
На окраине города звонко заиграл рожок, потом сразу же мелодию подхватили еще в нескольких местах. Сопровождавший Хасима чиновник подошел было с докладом к наместнику, но тот, не глядя и не слушая, оборвал:
– Великий эмир!
Эта весть в мгновение разнеслась по городу. Великий эмир Тимур со свитой подъезжает к Отрару!
Все городское население хлынуло к южной дороге. Впереди всех, дабы первым встретить всесильного повелителя, спешил наместник. За ним, в строгом порядке чинов и званий, военные командиры собравшихся
