– Да знаю! Я же говорю,
– Может, рассказать все Юре?
– А если это он все организовал?
– Нет. Он не мог! Даже если… если только предположить, что это он, Юра никогда не стал бы подставлять меня.
– Ну почему же. Вариант первый. Он узнал, что у тебя с Воробьевым тайная связь и пожелал избавиться от обоих. Ревность, знаешь ли, штука взрывоопасная. Даже если ты не выпьешь коньяк, то труп окажется в твоей квартире. Поди оправдайся потом, что не ты его отравила. Большой срок светит. Вариант второй. Он ничего не знал о вашей связи, но у него были другие серьезные основания устранить Воробьева. Например, как свидетеля тайных незаконных махинаций. Калинин просто не мог предположить, что Воробьев пойдет распивать коньяк к тебе.
– Тихон, если ты будешь так думать о Юрии Борисовиче, то я на тебя обижусь.
– И что это изменит в наших отношениях? – с циничной усмешкой произнес я.
Женя резко встала и шагнула к выходу.
– Подожди! – Я перехватил ее, сжав в ладонях хрупкие плечи.
– Пусти меня!
– Женя, подожди. Ну зачем тебе этот старик?
– Я не буду говорить на эту тему. Отпусти!
Она дернулась, но я не отпускал, напротив, с силой прижал к себе. Женя перестала сопротивляться, но ледяным тоном произнесла:
– Убери руки. Мне надо идти.
Дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял строгий, аккуратно стриженный молодой человек в изрядно мятых легких брюках. В его облике было что-то знакомое.
– Евгения, я за тобой, – заявил он, хмуро рассматривая наши прижатые тела.
Я узнал в парне водителя Калинина. Мои руки опустились. Женя удивленно обернулась на вошедшего:
– Вадим, как ты меня нашел? Вместо ответа прозвучало:
– Тебя ждет Юрий Борисович.
– Как ты узнал, что я здесь?
– Мы приехали к тебе домой, не застали. Юрий Борисович долго ждал, потом велел тебя найти.
– А как ты узнал? Я же здесь первый раз.
– Смотался в таксопарк, поговорил с таксистами. У меня там много знакомых. Нашел водилу, который подвозил тебя. Ты девушка заметная. – Вадим криво улыбнулся. – Следующий раз, если захочешь скрыться, пользуйся общественным транспортом. Хотя нет. На тебя и там обратят внимание.
Он самодовольно рассмеялся. Евгения смерила его надменным взглядом и скомандовала:
– Поехали.
Вадим тут же смолок и галантно пропустил девушку вперед. Широкая спина в несвежей рубашке заслонила стройную фигуру. За ушедшими качнулась входная дверь, но не закрылась. Я тупо глядел в пустой проем. Опять старый Папик увел от меня любимую девушку. Нынешний вечер она проведет с ним. А может, и ночь! Сердце разрывалось от невыносимой боли. Этому надо положить конец! Завтра я сделаю так, чтобы он до конца своих дней оставил ее в покое.
Или я уничтожу его!
В широком коридоре при входе в административное здание за столиком хмуро скучал старший сержант милиции. Я попытался хладнокровно пройти мимо. Не тут-то было.
– Постойте, вы к кому? – строгим голосом окрикнул милиционер.
– К Калинину. Юрию Борисовичу, – невозмутимо кивнул я, приближаясь к широкой лестнице, устланной ковром.
Но милиционер был начеку. Он резво выскочил из-за стола и перехватил меня на первой ступеньке:
– Сегодня не приемный день. – Его рука цепко сжимала мой локоть.
– Да? А когда же приемный?
– Каждый второй четверг. Но надо предварительно записаться.
Милиционер уже понял, что перед ним малозначительный субъект, и бесцеремонно выпихивал меня из холла.
– У меня важное дело, – упрямо сопротивлялся я. – Могу я позвонить Калинину?
– У всех важное. Все через канцелярию. Да иди ты! Чего уперся?
– Но… но как позвонить?
– В бюро пропусков есть телефон. Иди, иди. Не мешай работать.
Поняв, что сопротивление бессмысленно, я отступил. Пальцы сжимали зеленую папку – мое главное оружие в предстоящей схватке с высоким начальником. А ведь накануне я чуть было ее не лишился.
Утром в общежитии, собравшись на прием к Калинину, я вспомнил, что документы в папке подменены на наш отчет по практике. Вчера это спасло нас от ненужных объяснений со следователем. Но сегодня в них сосредоточились мои самые смелые надежды.
– Саш, почему документы оказались у Ольги? – спросил я у Евтушенко, выводившего в тетради очередные формулы.
– Я заменил их, когда ты спускался разговаривать по телефону, – скороговоркой ответил друг, как о чем-то само собой разумеющемся.
– Зачем?
– А что, разве плохо получилось? – Сашка наконец оторвался от вычислений. – Чутье какое-то сработало. Ты приносишь портфель, который полностью изобличает нас в деле Воробьева. С какой целью тебе его подсунули?
– Чтобы выбросить.
– Но ведь ты же не выбросил! Я прекрасно знаю про твое всегдашнее настырное любопытство. И Русинова тоже это знает, она училась с тобой несколько лет. Почему она не выбросила сама, а попросила тебя, ты не подумал? Она знала, что ты не сразу от них избавишься и обязательно сунешь туда нос.
– А она тем временем сообщит следствию, и меня возьмут тепленького?
– Этого нельзя было исключать.
– Ну почему ты так плохо о ней думаешь?
– А у тебя в глубине души нет сомнений? Ответь, только честно.
Я промолчал. Ворошить неприятные мысли мне не хотелось. Чем больше я копался в обстоятельствах преступления, тем меньше находилось аргументов в пользу невиновности Жени. Я просто ей верил, закрывая глаза на упрямые факты. Верил – и все! Но правильный логичный Сашка над подобным аргументом только посмеялся бы.
– Вот видишь, – продолжил Евтушенко, – ты сам понимаешь, что я прав. Ведь следователи пришли ранним утром! С чего бы это?
– Женя тут ни при чем. Воронина заходила еще днем и предупреждала о возможности обыска.
– Что же ты мне ничего не сказал?
– Не хотел тебя нервировать. Пусть все идет своим чередом. В случае неприятностей я все беру на себя.
– Тоже мне герой выискался! Надо делать так, чтобы не было никаких неприятностей!
– А теперь ты еще и Карпову впутал в это дело.
– Она не в курсе. Я подменил бумаги незаметно.
– Верни их.
– Ты не хочешь отменить свой план?
– Нет.
– Ох, уж эта любовь! Ну объясни мне, чем влюбленный отличается от душевнобольного?
Ну, сказанул друг! Ну, сравнил! Сейчас я тебе отвечу! Только слова поубедительнее подберу.
