Вроде все по-прежнему: бутылки, бокалы, тарелки с закусками. Все на своих местах, ничего не добавилось, не прибавилось. Но что-то явно меня тревожило.
И тут я увидел причину наступающего волнения.
Я смотрел на бокал с красным вином, стоящий напротив стула, за которым ранее сидел Калинин. Вино более чем наполовину заполняло бокал. И в этом была основная странность!
Я всем наливал вино только на одну треть. К тому же люди пили. Другие бокалы остались практически пустыми, а этот отбрасывал рубиновую тень на светлую поверхность стола. Кто-то подлил вино, пока нас не было. Кто? Неужели Евгения? Мы последними покинули веранду, она первая вернулась. Кто еще, как не она, мог это сделать?
Сомнения давили, я переминался в нерешительности, не зная, что предпринять. Проверить вино с помощью железного купороса или лучше вылить? А кроме бокала есть еще две раскрытые бутылки, в которые тоже могли подсыпать яд. Как потактичнее расспросить Женю? Или лучше сделать вид, что ничего не заметил?
Евгения взглянула через плечо и, видимо, по-своему оценила мое смятение.
– Будь проще, – посоветовала она, – не напрягайся.
– Я? Да ничего такого…
– Ты на меня все еще обижаешься?
– Обижаюсь? Не совсем так. Понимаешь, там, в прокуратуре…
– Проехали! Выкинь из головы и забудь. Давай о чем-нибудь другом.
Забыть, стереть из памяти прошедшие дни, вот, оказывается, как надо относиться к неприятному прошлому. Я рад бы, но… Образ любимой девушки, вышедшей из кабинета самодовольного начальника, ее доступная обнаженность, хрупкая беззащитность и холодный циничный взгляд. А еще, комочек нижнего белья в прокурорском кулаке с рыжими противными волосками на пальцах. Я не могу это забыть, Женя!
Но она просит сменить тему разговора. Ну что же.
– Ты сразу спустилась на веранду? – спросил я Женю.
– Я только взяла платок – и на воздух. Здесь лучше.
– Тут никого в этот момент не было?
– Если не считать вашу собаку. Вон она, обнюхивает все закоулки. Такая активная.
Евгения указала на Шавку. Та приняла стойку, ожидая команды, умные глаза внимательно смотрели на меня. Команды не последовало, Шавка вильнула хвостом и продолжила изучение владений.
Я размышлял. Мы с Женей ушли с веранды последними. Потом все разошлись по комнатам. Женя вернулась первой. Вино могла подлить она, либо кто-то другой за то время, пока нас не было. Но кто? Ирина была рядом со мной. Калинин с Женей сразу же прошли дальше в свою комнату. Оставались водитель и секретарша. Мог ли кто-нибудь из них успеть незаметно спуститься? В коридоре ковры, шагов не слышно. Если спускаться медленно, лестница не скрипит, к тому же я не прислушивался. Женя отсутствовала минуты две. Вполне достаточное время, чтобы подлить вино, подсыпать яд и скрыться. Еще остается кухарка. Но она совершенно незнакомый человек, зачем ей убивать Калинина?
Из распахнутых дверей дома донесся настойчивый стук и командный баритон Калинина:
– Эгей! Выходите! Я вам еще не все показал. Послышались приглушенные шаги и голоса. Гости вышли из комнат.
– Наверное, нам тоже надо идти? – спросил я. – Чтобы ничего не подумали.
– Что подумали? Ты боишься своей Иры? – Легкая усмешка приподняла уголки губ. Но в следующее мгновение Женя посерьезнела и отвернулась. – Я здесь уже была и все знаю. Сейчас он покажет бильярдную, затем комнату с охотничьими трофеями и доспехами. Там даже картина висит: «Охотники на привале», как в музее. А еще есть баня. Хочешь все это увидеть? Иди.
Нет. Один раз я уже отошел от стола с напитками и теперь гадаю: кто подлил вино Калинину? Есть ли там яд? Надо все-таки добавить в бокал железный купорос и посмотреть на осадок. Я нащупал в кармане баночку с резиновой пробкой. Саша Евтушенко раздобыл ее на химическом факультете университета. Но если Женя преступница, она увидит мои манипуляции и впредь станет осторожнее. Господи, о чем я сейчас подумал! Я же сам разработал этот план, чтобы доказать ее невиновность!
Женя вернулась к столу и поставила бокал. Рука выудила из вазы с фруктами синюю сливу. Под распахнувшимися углами платка я разглядел маленькую, величиной с ладонь, белую сумочку. И сразу же новая мысль – она взяла с собой не только платок, но и эту сумочку! И не упомянула о ней. Она ее скрывает! Что в ней? Яд? Ну, конечно, где же еще ей держать его? Платье без карманов, к тому же просвечивает, а огромный платок она прихватила не только для тепла. Под ним совсем не видно рук. Можно наклониться над столом и незаметно подсыпать яд.
О боже! Опять я подозреваю ее. Надо определиться: я ее противник или друг? А что, если спросить в лоб? Нет, не прямо, а с подковыркой. Она советовала быть проще. Что ж, буду. Как она отреагирует на мой вопрос? Испугается, огрызнется, защитится напускным равнодушием? Когда человек обманывает, это заметно.
Я впился взглядом в лицо Евгении и безразличным тоном произнес:
– Пока меня не было, кто-то подлил вино в бокал Юрия Борисовича.
– Я, – простодушно созналась она, откусила сливу, задержала кусочек во рту: – Сочная. Как я люблю сливы!
– Зачем? – опешил я от неожиданной откровенности.
– Сливы вкусные, хочешь попробовать? – Она протянула мне надкусанную синюю мякоть.
– Я говорю про вино. Зачем ты налила вино в бокал Калинина?
– Ты что, следователь? – Женя прищурилась, отдернула руку. – Вчера меня терзала одна мымра с носом в виде клюва своими дурацкими вопросами. Теперь ты?
На веранду вышел Юрий Борисович, сбоку ему заглядывала в лицо Ирина. Она семенила рядом, а он что-то объяснял ей. За ними шли Светлана и Вадим.
– Нет, Ирочка, в этот домик путевки не продают. Это, можно сказать, ведомственное учреждение. А ружье наверху самое настоящее, по осени из него уток будем стрелять. Женечка со мной участвовала в охоте, сама стреляла. Если захочешь, и тебя, Ирочка, приглашу. – Калинин заметил нас, дружелюбно распахнул руки: – Вот и наши отщепенцы! Отрываетесь от коллектива? Не позволим! Это не по- партийному. – Он хлопнул в ладоши: – Так! Все за стол, все за стол. Вадим, наполни бокалы. У меня есть тост.
Водитель быстро выполнил просьбу шефа. Я бы сказал, подозрительно быстро, не переспрашивая и не уточняя. Калинин прищурился и хитро улыбнулся:
– Я хочу выпить за любовь. Это то чувство, благодаря которому каждый из нас появился на свет. Это то чувство, без которого человек не бывает счастлив. Это то чувство, ради которого мы живем. Да, да! Не ради денег, не ради мирской славы и почестей, а ради любви. За любовь!
Он поднял бокал, рука поднесла изящный сосуд к лицу, губы вытянулись. Я окинул взглядом присутствующих. Каждый напряженно следил за движениями Калинина. Никто не улыбался и не прикасался к вину, все ждали.
Бокал в руке Калинина наклонился, рубиновая жидкость за тонким стеклом сместилась к краю, еще мгновение и…
Я не успел проверить вино, а он даже не держит во рту леденец!
Я шагнул к Юрию Борисовичу, разжал пальцы, громко ойкнул. Мой бокал грохнулся об пол и разлетелся вдребезги. Я дернулся в сторону, намеренно задев локоть Калинина. Красное вино огромной кляксой выплеснулось наружу и в виде разлапистой амебы шлепнулось на брюки Юрия Борисовича.
– Извините, хотел чокнуться, и голова закружилась, – промямлил я.
– Боже! – запоздало всплеснула руками Светлана.
– На счастье, – выдавила улыбку Женя, глядя на осколки.
– Вино так плохо отстирывается, – тревожилась секретарша.
На шум появилась кухарка, холодно оценила обстановку:
– Сейчас приберу.
Я подхватил Калинина под руку: