скале. Тысячи математиков, вооруженных острейшими знаниями, пытались проникнуть в него. Большинство падали в ров, расшибались о стены и отступали, поверженные и побитые. Единицам удавалось проникнуть внутрь. Для этого они использовали десятки уловок. Настойчиво подбирали ключи к парадной двери, лезли в окна, искали потайную дверь, рыли долгий изнуряющий подкоп. Однако, войдя в замок, они попадали в туманное облако, которое сгущалось при каждом движении. Счастливчикам удавалось сделать лишь несколько шагов, изучить интерьер маленькой комнаты, но постигнуть всё величие дворца не удавалось никому.
Иногда кто-то заявлял, что нашел полное доказательство – расколдовал таинственный замок. Сотни математиков бросались в распахнутую дверь, таращились на причудливые лепнины, хрустальные люстры, изысканный паркет, но на поверку открывшееся великолепие оказывалось призрачным. Стоило придирчивому ученому тронуть одну из неловко выступающих деталей интерьера, как вся конструкция рушилась, погребая под собой очередного незадачливого первооткрывателя. Пыль и смрад после крушения еще долго отбивали охоту к подвигам самым бесстрашным исследователям.
Решая всё новые и новые задачи, пробираясь сквозь неизведанное к ярчайшим вспышкам озарения, Константин получал ни с чем несравнимое удовольствие, когда в итоге находил изящное доказательство. Открывшаяся Красота дарила ему такое физическое наслаждение, которое нельзя было сравнить ни с изысканной пищей, ни с созерцанием величайших произведений искусства, ни с умопомрачительным сексом. Понимая это, математик всё дальше удалялся от мирской жизни. Он не обращал внимания на свой внешний вид, его не интересовали бытовые удобства, он игнорировал общение с близкими и коллегами. Он вечно парил в бездонном мире математики в поисках удивительных и красивых решений. Успех означал счастье.
Однако, со временем, даже это состояние безудержной эйфории притуплялось. Для новых впечатлений, ему, как наркоману, требовалось решать всё более трудные задачи. Только тогда он испытывал настоящее блаженство. А что могло быть труднее и желаннее, чем заколдованная теорема Ферма? Его организм сроднился с ней. Великая теорема долгие годы владела его сознанием, временем, здоровьем и жизненными силами.
21
1 марта 1847 года в зале заседаний Французской Академии наук было на удивление многолюдно. Помимо членов Академии и ученых мужей здесь присутствовала и светская публика. Встречались даже дамы, одетые в изысканные наряды, словно для выхода на премьеру в театр. Слишком велик был интерес публики к событию, которое должно было сегодня произойти.
Лощеный господин лет тридцати с ухоженными усами и длинными бакенбардами указал юному франту на два свободных места в дальнем ряду.
– Садимся, пока не заняли.
– Зачем ты притащил меня сюда? – поправляя хитро скрученный шейный платок, спросил напыщенный франт.
– Разве ты не слышал про премию, которую учредила Французская Академия?
– Три тысячи франков и большая золотая медаль за решение какой-то задачки?
– Зада-ачки, – передразнил господин с бакенбардами и снял шляпу. – Премия назначена за разгадку тайны Великой теоремы Ферма!
– Во всех салонах Парижа только и говорят об этом, но я, признаться, не силен в науках.
– Нашей Академии стало стыдно, что в век расцвета математики не решена проблема, которой уже более двух веков. Они намерены положить конец этому позору. К делу подошли серьезно. Назначили внушительную премию и разослали сообщения во все страны Европы. Сегодня двухсотлетняя неприступная крепость может пасть. Я хочу присутствовать на этом событии. О нем можно будет рассказывать не только барышням за обедом, но и потомкам.
– Двести лет! Ты не преувеличиваешь?
– Нисколько! Наши математики говорят, что проблему обозначил еще Пифагор. А это было во времена Древней Греции.
– Однако Ферма – французская фамилия.
– О, да! Ферма – наш соотечественник. Он слыл большим оригиналом. После его смерти на полях книг нашли формулировки двадцати восьми изящных теорем. Подробной записью доказательств он не утруждался. Он бросил вызов другим математикам: я сделал это, кто еще сможет повторить?
– И что?
– За двести лет все теоремы Ферма доказаны. Все, кроме одной единственной! Ее уже давно называют Великой теоремой Ферма. Но скоро и она падет.
– Еще бы. За такие деньги!
На сцене настойчиво задребезжал колокольчик. Когда зал утих, слово взял президент Академии наук.
– Господа, вы все конечно знаете, ради чего мы сегодня здесь собрались. Я лишь напомню глубокоуважаемой публике, что за последние десятилетия наши математики значительно продвинулись в доказательстве Великой теоремы Ферма. Она доказана для многих частных случаев. Получено несколько выдающихся результатов. Однако общего решения мы до сих пор не имеем. Если говорить коротко, то для окончательной победы над самой великой загадкой математики достаточно доказать, что теорема справедлива для всех степеней n, равных простым числам. – Президент обвел зал торжествующим взглядом. – Я вижу вопрос на вашем лице, мадам. Что такое простое число? Это такие числа, которые делятся только на себя или на единицу. Я вам открою тайну, мадам, на монете в пять франков вы можете увидеть одно из таких чисел.
По залу прокатился сдержанный смех.
– А теперь перейдем к делу. Сегодня записались двое докладчиков, и я готов предоставить слово первому из них, господину Габриелю Ламе. Как вы помните, несколькими годами ранее он доказал Великую теорему Ферма для степени n равной семи. Это был грандиозный шаг вперед. Прошу вас, господин Ламе.
На сцену поднялся худой мужчина в строгом сюртуке и тонких очках. Он исчертил большую доску множеством формул, торопливо повествуя о том методе, который он применяет для доказательства. Маститые математики понимающе кивали и сдержанно комментировали друг другу. Простая публика следила за выражением их лиц, стараясь угадать смысл перешептывания. Есть доказательство или нет?
Но Габриель Ламе сам ответил на будоражащий всех вопрос. Он растерянно взглянул на исписанную доску и беспомощно развел испачканные мелом руки.
– Я нашел поистине удивительный подход к доказательству этой теоремы, но доска слишком мала, чтобы вместить его.
После удачной шутки, которую прекрасно понял каждый из присутствующих, Ламе перешел на серьезный тон и признался, что хотя полного доказательства он пока не имеет, но со всей уверенностью обещает через месяц опубликовать его в журнале, издаваемом Академией. Публика разочарованно вздохнула, но все-таки зааплодировала.
Следующим на сцену уверенно взошел Огюстен Луи Коши, общепризнанная звезда парижских математиков. Его многочисленными достижениями восхищались все европейские ученые. Коши не стал ничего писать на доске, обвел публику надменным взглядом и с легкой небрежностью в голосе сообщил:
– Я давно работаю над доказательством Великой теоремы Ферма. Меня не интересуют частные случаи, как бы ни были они заманчивы и красивы. Я намерен доказать теорему полностью. Не буду утомлять вас своими выкладками, скажу только, что я исходил приблизительно из тех же идей, что и господин Ламе. Но, смею заверить, что продвинулся в изысканиях много дальше его. Грандиозное доказательство буквально
