ударничества Человек ужасно спешил, поскользнулся, свалился в котел и чуть сам, вместо мяса, не сварился. Что же касается легких ранений, они случались почти ежедневно.
20. «Лицом к казачеству»
— Как вы думаете, — обращаюсь я к подсоветскому человеку, — казачьи части, которые в СССР участвовали в различных пробегах, скачках, торжествах состояли из действительных природных казаков, или же это были, как пишут эмигрантские газеты, комсомольцы, коммунисты и пришлые мужики, переодетые в казаков?
— Эмигрантские газеты были неправильно информированы. Выступали тогда исключительно природные казаки. В восстановленные казачьи полки, по моему, тоже посылали только природных казаков.
— А какие у вас данные к этому утверждению, — прерываю.
— Прежде всего сужу об этом потому, что от станиц того района, где я жил, тоже участвовали некоторые колхозники. Были они, как на подбор, все до одного природные казаки. Многих из них я лично знал много лет перед тем. О других я информировался у знакомых, включительно до знакомых коммунистов. Были все казаки.
В свою бытность там, лично, я тоже интересовался этим вопросом, предполагая, что все это липовые казаки.
Неожиданный поворот Соввласти «лицом к Казачеству» многих тогда, в том числе и меня, удивил. Подобный экивок Соввласти, даже для подсоветских людей, был непонятен, был большой неожиданностью. Бесконечные эшелоны ссылаемых на север казаков, разбитые и опустошенные артиллерией станицы, десятки тысяч без суда и следствия расстрелянных казаков, их жен и детей — все это было еще свежо в памяти. Потому нет ничего удивительного, что подсоветские люди уже инстинктивно осторожно относились к правительственным мероприятиям по отношению к казакам. Так же трудно было представить себе преданность и благодарность «расказаченных» казаков к правительству, которое в течении прошлых шестнадцати лет физически их уничтожало. Тем не менее, были то природные казаки.
За двадцатьдвухлетнее пребывание в Казачьем Крае я научился безошибочно отличать казака от мужика. Орла, как говорится, по полету узнаешь. Между казаком и мужиком была и есть разница. Безусловно, между ними был небольшой процент казаков, которые сражались против белых на стороне красных, но ведь эти казаки тоже преследовались коммунистами в одинаковой степени. Как я вам уже говорил, казаки, собственно, и до поворота Соввласти лицом к казачеству не скрывали свое казачье происхождение. Многие — еще задолго до «поворота к ним лицом Соввласти», говоря о том, что он казак, били себя при этом кулаком в грудь, подчеркивая этим свою особую гордость своим казачьим происхождением. Таких случаев я много видел. А история с «красным генералом» казаком-кубанцем Бондаренко?! Тот, во времена жестокого террора, в единственном числе — сам — на коммунистическое начальство нагонял страх…
— Что преследует, по вашему, советское правительство поворотом «лицом к казачеству»?
— Ни больше, ни меньше как собирается нанести новый — еще более жестокий удар по казачеству — быстро отвечает уверенным тоном мой собеседник.
— Прежде всего я Соввласти не верю ни на поломанный грош. Горькая действительность научила меня так относится ко всему, что исходит из «кухни» Советского правительства. Не верю абсолютно тому, чтобы Сталин, известный экспроприатор и кровавый враг Казачества, мог вдруг решиться искренно восстановить Казачество в его правах. Поворот Советского Правительства «лицом к Казачеству» надо понимать, как очевидный чекистский маневр — очередная коммунистическая провокация. Это подготовка следующего удара по всему тому, что еще осталось от подлинного Казачества. Подобное заигрывание Сталина с казаками означает большевицкий способ выявления истинного настроения живущих там казаков.
Местные коммунистические власти в Казачьих Краях давно уже сообщали в Москву, что «враждебный, бело-бандитский, казачий элемент» выкорчеван основательно — с корнем. Красному царю этого было мало. Сообщение своих подчиненных решил проверить. Потому и «повернулся лицом к Казачеству». И, о ужас! Что же оказалось?! Оказалось, что не только казачья психология не изжита, но к смертельному перепугу «гениального вождя», даже целы, давно как будто преданные анафеме, все специфические казачьи атрибуты: казачья одежда, шапки, кинжалы, песни, танцы, умение ездить на лошадях, а главное хорошо стрелять и рубить. Этого Сталин никак не ожидал.
Внутреннюю сущность большевицкой тактики борьбы со своими врагами я хорошо на месте изучил и глубоко убежден в том, что Советская власть, вернее Сталин, издавая по партийной линии распоряжение о «восстановлении казачьих традиций», заранее решил: если это распоряжение вызовет живой отклик в казачьем населении, то, значит, еще казачий дух, в противоположность тому, что сообщают подчиненные, совершенно не изжит, Казачество не перековалось. Следовательно появляется, с точки зрения коммунистических заправил, неотложная необходимость принять немедленно соответствующие меры для того, чтобы окончательно обезвредить этот опасный и сугубо ненадежный для Советов элемент; в случае же, если настоящее — подлинное Казачество пройдет мимо большевицкого поворота «лицом к Казачеству» совершенно спокойно, не замечая, значит действительно казачий дух окончательно и бесповоротно сломлен. Так, по моему личному убеждению, думали главари из Кремля, издавая свое пресловутое распоряжение о «возрождении Казачества».
И вот, на основании только что мною сказанного, не будучи пророком, могу вам предсказать, что в недалеком будущем за «хвалебными гимнами» в адрес казаков последует новое жестокое их преследование. Первые признаки этого «поворота» Советов я уже замечал перед отъездом на родину. Достаточно было взять в руки «Молот» для того, чтобы почувствовать — куда начинает ветер дуть. Советские газеты — это своего рода барометр.
Я лично, между прочим, знакомых казаков предупреждал о том, чтобы были осторожны и не принимали «хвалебные гимны» за чистую монету и оставались в пассивном состоянии. Но результаты моей «интервенции» были самые ничтожные.
— «Э-э, Андреич!» — отвечал обыкновенно предупреждаемый, махнув при этом рукой, как бы давая понять: хотя день, да наш, а потом можно умереть, — «пусть все знают — кто мы»… Вытягивали из укрытов свою казачью одежду, одевались и шли на сборы самым добросовестным образом показывать свое не забытое опасное искусство.
Считаю, что этим своим маневром Соввласть убила одновременно, как говорится, два зайца: во первых — проверила настроение казачьего населения и его тайные тужбы, а во вторых — определила совершенно точно действительное духовное единство с Казачеством остального — неказачьего населения. Полагаю, что тот всеобщий энтузиазм, который царил тогда среди населения при появлении казачьих частей, наводил большевиков на грустные размышления, ибо зрелище тогда и для «товарищей» представлялось невиданное.
Стоя во всяких бесконечных и традиционных очередях, часто приходилось слышать интересные реплики при прохождении казаков: «Эх! хотя бы скорей…» произносит какой-то неизвестный, нетерпеливый голос.
«Вероятно, интересненько получилось бы, если бы им дали еще и винтовочки», вторит ему в унисон другой. «Да-да, гм!» многозначительно соглашается третий. «А смотрите-смотрите, какие плети-то у них, зачем же это им разрешили и плети иметь, это ведь, опасно!» вносит явный диссонанс раздавшийся недоуменный голос, имеющий, видимо, какое-то тесное отношение к коммунистическим городским заправилам.
«Да как же на лошади поедешь без плети-то, где это ты видел?» вмешивается в разговор со стороны неизвестный.
«Да, это верно, но что, если вместо лошадей, начнут, как это было при царе, бить людей?» оправдывается недоброжелатель.
«Да!.. вот это да… действительно!.. но для такой шпаны, как ты, теперь уже плети недостаточно
