для которых еще нет цивилизации, и необходимо покорение племен, их представляющих. И дерутся арабы лишь потому, что мы являемся в место их жительства, дерутся по привычке воевать. Если их сопротивление объяснять более возвышенными побуждениями или посторонними влияниями, то такое объяснение может дать довольно интересную картину. Как тогда объяснить полнейшую безучастность соседнего к подвергнутому нами разгрому племени, которое сидит спокойно до того времени, пока не дойдет до него очередь? Или чем объяснить выступление на нашей стороне покорившегося только что племени, которое нередко дерется ожесточенно со своими же, арабами? Стремление к войне, возможность пограбить — и только. Но все это, в сущности, не так уж и важно. Я хотел лишь показать вред такого одностороннего освещения событий и обстановки. Позже постараюсь осветить вопрос полнее. С удовольствием смогу доставать Вам более богатый материал для Вашего журнала, ибо, кроме простых сведений, располагаю и немалым количеством фотографических снимков, произведенных мной во время походов. Если угодно, прошу сообщить технические условия, ибо рисковать при нашей почте негативами мне не хотелось бы. Примите уверение в моем совершенном почтении».
Письмо сержанта Кроленко от 28 ноября 1923 г. Воеводину из Марокко в Прагу служит как бы продолжением вышеизложенного письма и представляет интерес в том плане, что в нем служба рассматривается с иной, нежели большинства русских легионеров, позиции. Хранится этот источник в ГА РФ. Ф.5837. Оп.1. Д.149. Лл.12–15. «Имея в настоящее время полную возможность спокойно обдумать свои мысли и также спокойно изложить их, я хочу продолжить уже начатое однажды письмо и попытаюсь, по возможности яснее, обрисовать положение русских в Иностранном легионе. Говорю — не только русских вообще, но и студентов в частности. Особой разницы в их положении нет. В этом отношении слова Вашего корреспондента являются истинными, единственными, пожалуй, из всего присланного им для публикации в очерке «Студенческой жизни» № 5 за 1923 г. Мое первое письмо к Вам было написано под свежим влиянием прочитанного очерка. Возможно, что при этом свое огорчение от него я излил в письме, но это дела не меняет. Разница лишь в тоне. Кроме того, в предыдущем письме я исходил из положения об одном только корреспонденте, тогда как ясно, статья представляет собой обзор нескольких полученных Вами писем. Возможно, что это даже многочисленные корреспонденты, но тем хуже, это лишний раз показывает, как многие из моих коллег или сослуживцев подходят к вопросу, и как они легкомысленно и односторонне на него смотрят. «Мне плохо, всем плохо, я не успел в чем-либо, и все потерял, кругом такие же неудачники» и т. д. Соглашаюсь, что такой взгляд на вещи не может дать достаточно ясного представления о нашей жизни. Чтобы хоть немного исправить уже сделанное ими, я беру на себя задачу разобрать, по мере возможности, те положения, которые были выставлены в упомянутом очерке. Чтобы говорить о деталях, нужно сперва охватить вопрос во всем его объеме, взглянуть на него вообще. Что такое Легион? Один из Ваших корреспондентов обрисовывает его в виде единственного в мире учреждения. А как же Испанский, Голландский, Английский легионы, под другими названиями, но с тем же признаком? Многими говорится, что туда идут те, кто согрешил против закона и боится ответственности… Но если в число «редчайших исключений» включить Гогенцоллерна, племянника Вильгельма II, мэра одного из французских городов, многочисленных высокопоставленных лиц и прочих, искавших здесь успокоения, уходивших от света? Если это редчайшие исключения, то куда же включить всех тех неудачников, разочарованных собой и жизнью, авантюристов, просто любителей приключений, которые образовали ядро Легиона и сделали ему имя? Преступники не могли создать блестящую защиту Камерона, когда 68 легионеров отбивались в невероятных условиях от 2000 мексиканцев в течение 10 часов, когда от первых в живых осталось 5 человек. Для такого дела преступники слишком трусливы и слишком беспринципны, традиций ведь для них не существует. Распространяться об этом излишне, слишком уж это обширный вопрос. Скажу лишь, что история Легиона образует одну из самых захватывающих книг, где можно лишь восхищаться тем учреждением, где мы находимся, а этого-то и не достает большинству из нас. Вместо того, чтобы убедиться самому, большинство предпочитает слушать бесчисленные рассказы, которые нередко искажают истину до абсурда. Хорошо еще, если эти сказки сохраняются лишь для себя, но когда их выносят дальше, когда их предают гласности — дело принимает не вполне красивый оборот. Возьмем хотя бы то, что было упомянуто о «согрешениях против закона». По понятным Вам причинам я не могу распространяться по этому вопросу, но будьте уверены, что эти лица не так уж и не достижимы здесь для карающей десницы. Не всегда подписи контракта под вымышленным именем бывает достаточно для ухода от ответственности. Итак, надо вообще здесь разобраться поподробнее. Ясно, что подписавший контракт теперь как бы не тот, кем он был раньше, и раньше 5 лет из Легиона ему уйти нельзя, если только его не освободят по состоянию здоровья или еще по какой-либо причине. Но все это не означает, что попавшие сюда должны считать себя совершенно оторванными от всего, погибшими для прошлого и будущего. Неужели те, кто в былые времена отбывал воинскую повинность и проводил в казармах 2–3 года, неужели те могут говорить подобные слова? Вряд ли. Разница между 3 и 5 годами не так уж и велика, если хорошенько разобраться. Что же касается условий жизни, которые для Легиона выставляются какими-то особенно ужасными, трагическими, то… да ни в чем Легион не отличается от любого регулярного полка, особенно если дело происходит в гарнизонах Алжира. В Марокко — немного иначе, здесь приходится воевать, здесь совершаются походы, здесь живут на постах, среди еще не покорившихся племен, но все это не имеет особого значения. Я говорю в смысле связи с миром. Ваши корреспонденты с ужасом произносят слова «одинокие посты неприступных гор Атласа», «оторваны от всего живого» и прочее. А вместе с тем почта приходит извне регулярно, и была бы лишь охота поддерживать связь с внешним миром. Беда лишь в том, что многие предпочитают тратить свое жалованье на выпивку и не думают о выписывании коллективным образом какой-либо газеты. Что касается регулярности связи, то вот Вам пример: в одном из походов и операций этого года мы были в таком месте, что на подвоз продуктов уходило 3 дня, а почта приходила аккуратно, 2 раза в день на аэропланах. Скажете, что денег не хватает для оплаты газет. Но, кроме получаемых непосредственно, есть еще высылаемые из Сиди-Бель-Аббеса, стараниями капитана Тихомирова, и таких немало. При желании, следовательно, «газетный голод» можно устранить. Но ведь и этого желания нет. На что лучше в моем 3-м батальоне, и то многие такие. Могли бы читать хотя бы те газеты, которые выписываю лично я. Я нарочно их передаю и упоминаю, в который раз, что они должны передаваться по рукам. Думаете, что это помогает? Спрашиваешь кого-либо: «Читаешь газету?» — «Нет, потому что не знаю, где ее взять». Говорю, у кого ее можно найти. Редко, когда даже при таких обстоятельствах пойдет да возьмет ее и прочитает. Лень и только. Самый больной вопрос для студента-легионера здесь — это продолжение образования. На этом сходятся все, и все жалуются на невозможность такого процесса. Нет времени, нет денег, нет места и так далее. Лично я, с нового года, начинаю проходить курс выбранной мной специальности, пользуясь заочными лекциями. Мой приятель-студент, еще в русском университете закончивший 1-й курс, за время своего пребывания в Марокко успел все же непосредственно продолжать их и закончить и т. д. Немало таких. Но для этого необходимо лишь одно условие: не быть простым легионером. Простому легионеру — солдату 2-го класса, это и материально, и морально невероятно сложно, тогда как капрал и особенно сержант имеют для этого все, но нужно только достичь такого положения. Надо при этом упомянуть о «личных качествах» и редкой силе воли. Не знаю, действительно ли я или кто-то из моих сослуживцев, которые сейчас носят унтер- офицерские кепи и золотые галуны, какие-то особенные люди, раз достигли всего этого. Возможно, но вместе с тем не лишним было бы еще раз напомнить жалующимся и поющим о своей горькой судьбе о том, как получались эти галуны. Сейчас они даются с большим выбором, особенно сержантские, но когда 3 года тому назад начали прибывать большие партии русских, в Легионе был недостаток унтер-офицерского кадра. Начальство решило при этом использовать прибывших русских, особенно офицеров, рассуждая о том, что они легко смогут нести несложную унтер-офицерскую службу. Некоторым не хватало лишь знания языка. Но ведь это, в конечном счете, вещь сравнительно легко приобретаемая. И вот нас, форменным образом, тащат в сержанты. Думаете, что публика обрадовалась случаю? Ошибаетесь. Упирались, отнекивались, просто отказывались, стараясь увильнуть. Происходили сценки, наподобие следующей: «Пойдете в сержанты?» — «Не пойду». — «Будете капралом?» — «Не буду» и т. д. В результате большинство из них все же оказались в сержантах, даже будучи тут абсолютно ничем и не желая ничего делать. Получив 2 раза премии по 250 франков, многие русские легионеры, напиваясь самым скотским образом, занятия и уроки старались сбыть как-нибудь и в свободные часы предпочитали бродить по городу, но не заниматься французским языком. Дальше такой легионер и не продвигается по службе. И, несмотря на это, их все же продолжали держать, таща за уши, чтобы кто-нибудь дополз до унтер-офицерских галунов, но те упирались. Экзамены на них сдавались переводчикам, нередко русским, и, конечно, не могли быть не произведены в
