размаху ударил его рукояткой кнута по лицу так, что рассек губы, а когда тот со стоном начал оседать на землю, пнул его ногой в живот.
— Не смей упоминать здесь это имя! — прохрипел он, и его жирное лицо перекосилось, а губы вытянулись, подобострастно копируя мимику господина Хлыста.
Лицо чернявого мужчины пылало ненавистью, а из горла вырывался глухой рык.
— Если бы я только обладал этой силой! Этим даром, которым владеют лишь немногие в Брианоне, — прошептал он.
Уолли понимал, что тот имеет в виду, и в его голове зародился дерзкий и самонадеянный план.
— А что бы ты сделал, если бы Он обратил эту солому в топоры и мечи, копья и арбалеты? — спросил он.
— Что бы я сделал? — Лицо мужчины покрылось лилово-синими пятнами, отражая клокотавшую в груди бурю чувств. — Да я бы…
Но Уолли не мог так поступить. Точнее, мог, но не хотел. Эти закованные в цепи бедолаги отправились бы на дно подобно французским рыцарям при Креси, а он не имел права обрекать их на такой конец, пусть даже многие, имея перед собой подобный выбор, и предпочли бы гибель в бою смерти от непосильного труда. Джек почувствовал себя неуютно, размышляя о своих поступках и их воздействии на других людей. Это ощущение было для него новым.
— …им головы поотрывал, — закончил волосатый, брызгая слюной.
Ожидая наступления сумерек, Уолли клевал носом. Внезапно он понял, что многие подробности кошмарной жизни на галере прошли мимо его сознания, оглушенного каторжным трудом крутильщика колеса и только теперь приходящего в норму. Джек смутно припомнил светлоголового юношу, порешившего одного надсмотрщика, и эхо тихого всплеска воды за бортом. И еще он вспомнил, как крепко спал однажды ночью под стоны и рвоту трех мужчин средних лет, братьев, напавших на господина Хлыста и жестоко наказанных за это кнутом. А наутро со стороны океана донеслись еще три всплеска.
Да и его собственная спина несла на себе причудливый узор, подтверждавший, что господин Хлыст действительно был мастером своего дела.
Нос Джека служил теперь только для дыхания — функция обоняния была им давно утрачена.
Галера, несомненно, заслуживала того, чтобы быть взорванной. Джек Уолли был достоин побега. Любые действия в отношении господина Хлыста и его подручных вполне оправдывались целью предприятия. Но как же другие узники, его товарищи по несчастью? Что будет с ними?
Сгорбившись в своем углу на грязной соломе, Джек обратился со спокойной и краткой речью к собравшимся вокруг волосатому старику с лошадиным лицом и светловолосому пылкому юноше. Все время, пока он говорил, юноша безуспешно пытался расправиться с полчищами одолевавших их местных тараканов и прочих ползучих тварей.
Уолли выбрал именно этих троих потому, что они производили на него наибольшее впечатление. Вся троица — волосатый Брил, старик Кларк и пылкий юноша Стрем — уставились на Джека во все глаза, когда тот сотворил из соломы три новеньких, сверкающих, остро отточенных напильника.
— Что это?.. Как?..
Он достал четвертый напильник и тихо сказал:
— Начинайте пилить и не задавайте вопросов. У нас есть друзья.
На какое-то мгновение Джек с болью подумал, что ошибся в выборе, но тут все трое принялись потихоньку пилить, вопреки его опасениям не поднимая большого шума, что вполне можно было ожидать от переполненных ненавистью людей.
Азотнокислый калий… Сера… Древесный уголь…
Пыль, огрызки ногтей, пучки грязной соломы исчезали и появлялись опять в новом обличии…
Уолли готовил смесь в своей миске, пытаясь поточнее припомнить проказы давно минувших дней на Лэзенби-Три, чтобы соблюсти нужные пропорции. Не зная точно, насколько полученный черный порошок был устойчив к детонации, он обращался с ним с величайшей осторожностью, чувствуя, что одно неловкое движение могло стоить ему жизни. Пот разъедал глаза.
Брил прикрыл Джека своим обнаженным волосатым торсом, и за этим внушительным экраном тот мог работать с полной сосредоточенностью.
— Я передал напильники дальше! — сообщил Кларк, старик с лошадиным лицом, усмехаясь и брызгая слюной.
— Да? — мечтательно отозвался Стрем, и его дикий взгляд вдруг стал пугающе тусклым. — Вот только доберусь до господина Хлыста…
— Больше он не будет звенеть своей штуковиной, — ухмыльнулся Кларк.
Наступила ночь. Тусклое стекло иллюминатора не пропускало ни лучика закатного солнца, и только бледное тусклое мерцание фонарей, расположенных в верхней части ведущих на палубу трапов, позволяло разглядеть обутые в форменные сапоги ноги надсмотрщиков. Их плечи и головы находились в тени, а кровожадные кровавые языки кнутов свисали на ступени.
Все было готово и находилось под рукой. В соломе лежал целый арсенал боевых топоров, стрел и мечей, из этой же соломы и изготовленных. Оружие взывало к восстановлению справедливости. Уолли потрогал запал и попытался унять дрожь в руках. Остальные не могли понять, почему им следовало держаться подальше от тайника и что еще за чертовщина должна была появиться оттуда…
Уолли чиркнул спичкой… Желтое пламя затрещало и зашипело. Он коснулся запала, и искорка, свистя и извиваясь, побежала вперед — крошечная искорка, слабый зародыш грядущих свершений, подобный семени могучего дерева. Ее пламя должно было зажечь факел свободы.
— Что там происходит? — Надсмотрщик поднял фонарь и, помахивая кнутом, начал спускаться вниз. Его обутые в сапоги ноги громко топали по ступеням, словно насмехаясь над каторжным трудом узников.
Кто-то протянул руки и схватил его за ногу. Другой без лишней торопливости нанес удар копьем. Еще кто-то подхватил выпавший из рук надсмотрщика фонарь.
Шнур запала продолжал отчаянно шипеть, отбрасывая вокруг похожие на призраков черные пляшущие тени.
Другой надсмотрщик заорал громким резким голосом. Обутые в сапоги ноги застучали по палубе. Решетки со звоном полетели в сторону, и холодный, несказанно приятный воздух хлынул в трюм. Свет озарил белые напряженные лица, спутанные бороды, грозно поблескивающее оружие…
— Сигнальте тревогу! Зовите солдат! Бунт! Бунт!
— Это не бунт, — проворчал Джек, отступая назад вместе с Брилом, Кларком и Стремом. — Это день расплаты!
— Чего же мы ждем? — взревел Брил. — В любую минуту могут появиться солдаты с арбалетами!
Тень страха скользнула по потным лицам замерших в напряжении людей…
— Мы ждем… — начал Уолли.
Продолжать не было необходимости.
Бомба с оглушительным грохотом взорвалась, разнеся половину борта и нос корабля. Все вокруг было объято обжигающим пламенем и заполнено дымом. Холодная зеленая морская вода, покрытая седой пеной, водопадом низвергалась внутрь и с рычанием разбивалась о палубу.
— Все наверх!
Зажав в кулаке боевой топор, Брил бросился вверх по ступеням. Вслед за ним, крича и толкаясь, ринулась толпа остальных узников. Блеск оружия создавал нечто вроде ореола над их головами. Взвились стрелы арбалетов. Потекла кровь. Страха больше не было…
Пробил час расплаты! Наступил день Страшного Суда, безумный и кровавый! Узниками овладело одно желание — отомстить! Отплатить ударами мечей и копий за каждый щелчок ненавистных кнутов!
Впоследствии Уолли с большой неохотой вспоминал подробности того вечера.
Люди, с которыми обращались как с животными, начинают вести себя подобно животным. «Только Я один вам судья», — говорил Господь, но те, кто отвернулся от Господа, заслужили человеческое отмщение.
Вода вокруг «Лунного цветка» окрасилась в багровый цвет. Изуродованные человеческие тела летели за борт. Все смешалось — крики, вопли, мольбы о пощаде, сиплый рык и хрипы. Мечи взлетали в воздух и,
