– Горе мое, кто же стирает такие вещи в горячей воде? Надо было простирнуть в холодной с солью.
Я очень хорошо представлял, как Инка и ее мама стоят друг против друга и разговаривают. Когда Инкина мама привела Инку записывать в школу, я подумал, что они сестры. И не только я – все так подумали. Инкиной маме было тридцать пять лет. Больше всего я боялся того времени, когда Инкина красота поблекнет от старости. Поэтому я любил смотреть на Инкину маму и при этом думал, что по крайней мере еще девятнадцать лет Инка будет такая же красивая. Это примиряло меня с жизнью. Конечно, девятнадцать лет не вечность, но все же больше, чем я к тому времени прожил. И еще я думал, что Инкина мама, а значит, и Инка останутся красивыми до сорока лет. Почему до сорока? Этот возраст я считал пределом, когда еще не стыдно думать и говорить о любви.
– Горе мое, ты же ничего не умеешь! – говорила в ванной комнате Инкина мама.
– Я учусь, – ответила Инка. – Надо же мне когда-нибудь научиться стирать рубахи. И говори, пожалуйста, тише: Володя услышит.
– Если бы только услышал!
– Я ему куплю новую рубаху.
Что сделала Инка с моей новой рубашкой? Это для меня было далеко не безразлично. Я так отчетливо видел себя в новых туфлях и новой рубашке, что представить себя без нее просто не мог. Но когда Инка вернулась в комнату, я придал своему лицу выражение полного безразличия. Во всяком случае мне казалось, что я придал.
– Ты слышал?
– Конечно.
Я сидел на стуле и улыбался. Инка подозрительно на меня смотрела.
– Правда, не обижаешься? – спросила она.
– Нет.
Инка стояла боком к столу и смотрела на меня.
– Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала, чтобы ты не обижался? Скажи.
– Я не обижаюсь.
Я взял Инку за руку. Инка сама подошла ко мне: ее я не тянул. Нагнулась она тоже сама. Я ее поцеловал. Но оттого, что в комнате было светло и каждую секунду мог кто-нибудь войти, того, что вчера, я не почувствовал. Вернее, почувствовал, но не так сильно. Инка засмеялась. И у меня сразу пропала охота целоваться.
– Ты чего смеешься?
– Так. Я давно знала, что ты хочешь меня поцеловать. Я сама могла, но хотела, чтобы ты. Когда ты захочешь еще меня поцеловать, не надо на меня смотреть и говорить тоже не надо. Просто поцелуй и все.
– Нечего меня учить. Я сам все знаю, – сказал я. – А девочкам передай: никуда мы сегодня не пойдем. Денег нет. Понимаешь, нет денег. Я давно отпустил Инкину руку, но Инка не отходила. Она положила руки на мои голые плечи.
– Володя, вы их пропили, – Инка снова обрадовалась. Ее всегда радовали всякие нарушения общепринятых правил. А как отнесется к этому Женя, представить было трудно.
– Ты очень догадлива, – сказал я. – Девочкам передай: в курзал пойдем завтра.
– А где мы завтра возьмем деньги? Свои я не дам. На свои деньги я куплю тебе рубаху.
– Никто у тебя денег не просит. И вообще...
Что «вообще» – я не знал. Просто у меня сорвалось это слово, а что говорить дальше, я не придумал. Я поцеловал Инку в губы. Она больше не смеялась. А я больше не злился на Инку. Я даже представить не мог, что за минуту до этого на нее злился. И я больше не боялся, что в комнату кто-то войдет. Я даже хотел, чтобы в комнату вошла Инкина мама. Тогда бы я сказал ей: «Я люблю Инку и совершенно неважно, что мне всего восемнадцать лет, потому что я буду ее любить всю жизнь, до самой могилы».
Я обедал у Инки. За столом Женя издевалась над моей рубашкой. Белые полоски на ней затекли розовой краской, а в дополнение к разноцветным клеткам появились неопределенного цвета пятна.
– В Бразилии это было бы модно, – острила Женя.
– Наплевать, рубаха-то все равно новая, – отвечал я. Конечно, я мог бы ответить похлестче. Но мне не хотелось. Я не хотел терять ощущения взрослости и портить себе настроение. Я только поглядывал на Инку и в ответ встречал ее сияющий взгляд.
Инкина мама сказала:
– Господи, какие дураки!
Я лишь улыбнулся, как показалось мне – многозначительно и чуть небрежно. Перед уходом я сказал:
– Между прочим, с платьями можете не спешить. Подробности у Инки.
У Жени вытянулось и без того продолговатое лицо, но я уже вышел из комнаты. Я был доволен: во- первых, я сдержал слово и объявил девочкам о том, что мы не идем в курзал, а во-вторых, избежал при этом истерики.
Закрывая за мной дверь. Инка просунула наружу руку и пошевелила в воздухе пальцами. Этого она могла не делать: я терпеть не мог легкомысленных жестов. Я сбежал на лестничную площадку, подпрыгнул и сел на перила. Я скользнул вниз, соскочил на повороте и пошел по лестнице как нормальный человек.
IV
Сашка ждал меня на трамвайном круге в Старом городе. Он сидел на рельсах и сам с собой играл в «ножичек».
– Был у мамы? – Сашка вытер пальцами лезвие перочинного ножа.
– Был.
– Смотри, на самом деле был. – Сашка заинтересованно разглядывал мою рубашку и щупал материю. – Не пойму: это природный цвет или брак?
Мы пошли по широкой, до мелочей знакомой нам улице. Сашка сбоку пристально меня разглядывал.
– У Инки ты, конечно, тоже был, – сказал он.
– Был.
– А девочкам сказал, что мы не пойдем в курзал?
– Представь себе, сказал.
– Один интимный вопрос: ты уже целуешься с Инкой?
Между нами не было секретов, но тут я инстинктивно почувствовал, что не должен говорить Сашке правду.
– А ты целуешься?
– Мужчины на такой вопрос не отвечают. Они только неопределенно улыбаются, – Сашка улыбнулся.
А я не улыбался. Я вдруг понял: Сашка и Катя давно целовались, и Витька с Женей целовались тоже. Я стал припоминать и припомнил, как они неожиданно пропадали, а потом делали вид, что не поняли, где мы должны были встретиться. И подумать только: я ни о чем не догадывался! А Инка, наверное, все понимала. Каким же болваном я выглядел в ее глазах... Я думал об этом, шагая рядом с Сашкой по улице. Сашка что-то говорил, но я не прислушивался. За низкими оградами поливали огороды. И у единственной на всю Пересыпь колонки собралась очередь. Мы прошли сквозь нее, как сквозь толпу.
читал Сашка. По тому, как Сашка читал, я понял, что это его стихи.
– Нравятся? – спросил Сашка.
– Блок?
– У тебя тут все в порядке? – Сашка постучал по лбу указательным пальцем.
– Твои? Тогда прочти дальше.
– Дальше еще надо придумать. Эти строчки я придумал, пока сидел на рельсах.
Лучший способ похвалить Сашкины стихи – это не поверить, что стихи его.
