Рядом валялся немецкий автомат G3. Сам покойник немцем уж никак не был: уважающие себя колбасники не носят на шее золотых цепочек с полумесяцем.
– Муслим! – определила Йованка.
Нагнувшись над боснийцем, она принялась отстегивать подсумок с патронами. Я подхватил автомат в левую руку и, дав из него короткую очередь, вскочил на ноги. Сломя голову понеслись мы под гору и влево, а точнее сказать, черт знает куда и повалились на землю, когда ноги подкосились от изнеможения.
Уступ был широкий, поросший невысоким кустарником и ровный, в голову невольно приходило сравнение с крестьянскими полями в горном Индокитае. Я вспомнил название этого чуда: террасное земледелие. Не хватало разве что кампучийца с мотыгой и буйвола, лежащего в грязи.
Только здесь, на этом уступе, я понял, как высоко мы забрались: мне показалось, что вдали, у горизонта, голубела Адриатика. Небо было чистым, воздух прозрачным. Без бинокля можно было разглядеть внизу, на поросшем травой старом пастбище, маленькие фигурки солдат, прочесывавших местность.
– Осторожно, – придержал я за локоть собиравшуюся встать Йованку. – У них есть оптика.
– Думаешь, они слышали выстрелы?
– Если не слышали эти, слышали другие. Как пить дать, Ольшевский приказал взять гору в кольцо.
Йованка повесила «калаш» на плечо, и мы уже двинулись дальше ускоренным шагом, когда послышался нарастающий свист. Сигнал тревоги в моем мозгу включился, увы, слишком поздно. Земля под ногами всколыхнулась, оглушительно грохнуло. В небо полетели земля, кусты, камни. К счастью, впечатляющий фонтан ударил метрах в двадцати от нас, на опушке леса, из которого мы вышли.
Уже лежа, я принялся осмысливать случившееся. Так неточно бросить ручную гранату не смогла бы даже Дорота Ковалек. Мины сами по себе тоже не взрывались, даже совершенно сдуревшие от старости. И никто вроде бы не стрелял.
В ушах у меня звенело. Поэтому я и не расслышал негромкий, слившийся с шумом сосен шлепок. Приближающийся свист привел меня в чувство окончательно.
– Ложись! – крикнул я уже упавшей на землю Йованке.
Я закрыл голову руками и из-под руки увидел, что она последовала моему примеру. И тут же снова рвануло. На этот раз уже ближе к нам, но где-то пониже уступа.
– Бежим! – Я вскочил на ноги и помчался назад, к лесу.
Стрелявшие малость не рассчитали: третий взрыв раздался на террасе, но далеко впереди, куда мы с Йованкой шли. Ошибка была исправлена незамедлительно. Четвертая мина бабахнула уже на опушке.
– Они поняли, куда мы бежим! – завопил я в лицо лежавшей рядом со мной Йованке. – Ну и лопух же я! Это миномет!.. Сейчас они вынут из ящика новую мину… А ну-ка быстро вон за тот камень… Раз-два…
На счет «три» далеко внизу негромко стукнуло, через пару секунд засвистело, но мы уже лежали в остро пахнущей тротилом свежей воронке, то есть в самом безопасном для нас месте на свете: дважды в одну воронку мины, как известно, не попадают.
Судя по всему, стреляли с дороги, и кто это делал, знал свое дело. Должно быть, нас засекли, когда я любовался Адриатикой. Теперь работала целая минометная батарея. Стреляли по площади, точнее сказать, куда бог послал: и по террасе, и по лесу. Мы лежали не шевелясь, а они стреляли и стреляли, и, если бы я сказал, что мне было не страшно, мне бы не поверили.
Боль я почувствовал не сразу. Какое-то время я лежал, боясь поверить очевидному, и лишь когда попробовал освободить ногу, застрявшую в щели между двух камней, не смог сдержать стона.
Йованка, уже вылезавшая из воронки, испуганно ахнула:
– Господи, что с тобой?
– Нога. – Я попытался улыбнуться.
Она подхватила меня под мышки и помогла повернуться. Потом просунула руку в каменную щель:
– Больно? Так больно?… А ну смотри мне глаза! Смотреть-то я смотрел, только мало что видел сквозь накатившие слезы. Я чувствовал себя нашкодившим пацаном, которого взяла в оборот строгая воспитательница.
– Больно, – сознался я. – Но не очень. Кажется, кость не сломана.
– Чудеса, да и только. – Она осторожно подняла камень, нога высвободилась. – . И у тебя нога? Вы что, сговорились?… А ну-ка давай попробуем встать…
Я протянул Йованке руку. Я схватил ее за руку и резким рывком заставил присесть рядом.
– Не высовывайся, – прошептал я.
Йованка потянулась за автоматом.
– Что случилось. – Она тоже перешла на шепот.
– Уж больно точно стреляли… Боюсь, кто-то корректирует минометчиков, совсем рядом…
Она осторожно раздвинула папоротник и огляделась:
– Ничего не видно, кур… – Йованка выдернула у меня из руки свою зеленую ленточку и занялась подвязыванием волос. – Вот там скала, с нее вся терраса видна.
Я прикинул расстояние.
– Метров двести… Может быть, и оттуда. Между прочим, для «Калашникова» это не расстояние.
Впервые в жизни я решал тактико-техническую задачу с женщиной, смотревшейся в зеркальце.
Я слегка согнул больную ступню, и оптимизма у меня прибавилось. Нога, похоже, не была сломана.
– Кажется, в порядке, – облегченно вздохнул я.
– «Кажется»! – передразнила Йованка. – А ну дай сюда ножик.
Из кармана шорт Йованка вынула аккуратно завернутый в фольгу пакетик, из пакетика достала второй свой носок и принялась разрезать его.
– Сними ботинок.
Тугая повязка на ступню была наложена быстро и со знанием дела. Я бы даже сказал, вполне профессионально.
– В прежней жизни ты была медсестрой, – похвалил я.
– Не подлизывайся, – пробормотала Йованка. – Попробуй наступить на ногу.
Я натянул тяжелый армейский ботинок, чуть приподнялся и мешком завалился на бок. Нет, не от боли.
– Там, в кустах, кто-то есть, – тихо сказал я, потянувшись за автоматом. – Это они, холера!..
– Эй, вы там?
Моя отпавшая от изумления челюсть стукнулась о приклад автомата. Окликнули нас по-польски. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что удивляться, собственно, нечему. Кто же, как не свои, долбал нас из миномета? – Не отзывайся, – прошептала приникшая ко мне плечом Йованка.
– Эй! Не стреляйте! – Голос немного приблизился, но того, кому он принадлежал, не было видно, что больше насторожило меня.
– Если сейчас не покажется, значит, просто отвлекает внимание, – сказал я. – Прикрой меня сзади…
Йованка отползла от меня.
Часики тикали, а из кустов никто не показывался. Землячок явно тянул время. Я передернул затвор.
– Мы хотим помочь вам! – У типа был либо идеальный слух, либо он читал мои мысли.
Теоретически те, кто был внизу, могли принять нас за боснийцев и обстрелять из миномета, но этот, который корректировал огонь, он ведь был рядом. Он видел нас. Трудно перепутать красивую женщину с неделю не бритым головорезом. Труднее было смириться с мыслью, что убить тебя хотели соотечественники.
Я уже открывал рот, чтобы отозваться, и меня осенило. Холера ясна, да я же знал этот голос! Когда его голова показалась-таки из кустов, я находился под впечатлением неожиданного открытия.
Мой противник был хорошим спецом. К тому же мины поубавили зелени вокруг. Он сразу засек меня и выпустил очередь из автомата. Спасла меня та же воронка, по краю которой ударили пули. Я перекатился метра на два под уклон, но стрелять не пришлось: тренированный землячок исчез из виду, как призрак. А потом я увидел летящую в мою сторону гранату. Стальное яйцо со смертью внутри кувыркалось в воздухе, когда позади меня застрочили сразу два автомата: один «Калашников» Йованки, другой поменьше калибром, может быть «берилл».
