разбойника. Я сказал им: 'Он к вам больше никогда не придет!' Я им сказал, что их вера сатанинская... В газетах потом писали: доколе же, мол, мы будем приглашать в Израиль антисемитов?
- Так ты теперь антисемит? Это что-то новое. А как же твой друг Рикошет?
- Да я не то чтобы евреев не люблю... Да и Рикошет...
- Что, хочешь сказать, какой же он еврей?
- Ну типа этого... Да нет, я к евреям всегда относился нормально, но после гастролей в Израиле стал очень плохо относиться к иудейской вере. Считаю эту веру сатанинской, и в этом плане путь протоиерея Александра Меня мне кажется апостольским, поскольку он обращал в православие именно евреев, отводя их от иудейской веры. Иудеи до сих пор считают Христа вором и разбойником, заслуженно понесшим кару, считают, что он шел на Иерусалим с войском и хотел свергнуть законную власть. Поэтому к иудеям я отношусь враждебно.
- А как же насчет того места в Писании, где говорится, что в Царстве Божием не будет ни иудея, ни эллина, что все люди равны?
- Равны. А вера - сатанинская... Да-а... А я еще в Иерусалиме креститься хотел.
- Опоньки!
- Я хотел, а потом мне сон приснился. Снится мне странник, старик, весь в белом, конечно, и говорит он мне: 'То, что ты ищешь, от чего ты маешься, рядом с тобой. Там, где ты раньше жил, зажглись два светильника..' И проснулся я. Что такое, думаю. Что за светильники?.. И возвратившись, узнаю, что дружки мои Мешок и Андрюха Киселев - Мешка ты знаешь, ты у него была, и Андрюху там тоже видела...
- Андрюха Киселев - это тот, который текст 'Шестой лесничий' написал?
- Да, он... Вот и узнал я, что они с Мешком теперь сторожами работают в церкви. Рядом с домом, где я жил, когда в школе учился, подворье Оптиной Пустыни. Там они и работают. Короче, Мешок меня и окрестил. А я уж и детей всех тоже сразу окрестил: и Женьку, сына, и Верку. Только Сашка, оказывается, уже крещеная была. С Сашкой мы обвенчались в церкви...
- Слушай, ну, знаешь ли... Ну ты... Погоди-погоди... Я в книжке этой распинаюсь, все пишу, как Кинчев попов не любит, про ересь стригольническую, ну и тому подобное, а тут вдруг такие новости. Да ты мне, парень, всю концепцию разрушаешь!
- Да нет, ты все очень верно написала. Но одно другому не противоречит. Просто можешь теперь так и написать: снизошла на Кинчева в Иерусалиме благодать. Так оно и есть. То есть, я туда приехал, и на меня снизошла благодать и голову я приклонил... Ну вот, как Гребенщиков заговорил...
- Значит, все разговоры про то, что церковь - это контора, в прошлом? И там же, в прошлом, неприязнь к попам? И инцидент в Печорском монастыре забыт, где тебя ладаном окуривали и изгоняли?
- Попы, конечно, тоже, как и все люди, разные бывают. Наверняка есть и среди них подонки. Только мне ли их судить? Это раньше все гордыня моя во мне говорила. Да и в Печоре... Правильно они тогда... Явился я, понимаешь ли, на голове перекисью крест выжжен... и все просто радоваться, вроде, должны были, что я осчастливил своим посещением... гордыня... нет, чтобы тихо и смиренно, преклонив голову... Так мне и надо было тогда...
- Если ты все это искренне, я рада за тебя. Только... трудно тебе теперь будет. Ну, хорошо. А как вас принимали в Израиле, как концерты прошли?
- Ой, очень классно! Там же все эмигранты, все по-русски говорят. Никакого языкового барьера. Куча алисоманов...
- Вы, как погляжу, за последние три года полмира объездили. Где только не побывали...
- Ну где-где?.. В Венгрии, Чехословакии, Германии, Франции, Израиле, Греции... В США были с Петькой Самойловым по частному приглашению Джоанны Стингрей, а в остальных странах - с гастролями.
- Я помню. И помню, как ты звонил и делился впечатлениями. Штаты, мол, за неделю обрыдли, эмигранты наши надоели, и скучно там, а уж жить бы там вообще не смог, и в Европе, говорил, скучно, мол, 'по-маленькой' живет Европа, никакого тебе размаха, никакого веселья и уж, конечно, никакой душевности. И Греция не Греция, а похожа на Азербайджан, и эллины все куда-то подевались, а встречались только морды, как на каждом московском рынке.
- Нет, во Франции... Из всех стран наибольший интерес вызвала Франция...
- Угу. Ты говорил, что только юг Франции, Марсель, в частности. А что в Париже все снобы... Ведь нашего советского человека когда за границу выпускают, он возвращается обычно с глазами на затылке. А ты.. Пожалуй, единственный человек среди тех, кого я знаю, который возвращался каждый раз не со съехавшей крышей, а еще и брюзжал, типа, куда их вонючим столицам до Расеи-матушки...
- Ну а что... В той же Америке... Мы пробыли там три недели, но этого хватило надолго, Опять же из- за беспробудного пьянства, потому что все эмигранты считали своим долгом питься и излить мне душу. У них там, наверное, не принято это. И за эти три недели мой сосуд любви к людям был исчерпан, и мне пора было валить домой, чтобы наполнять его по новой.
- Но были же и там интересные встречи? Ты, когда только вернулся, говорил, что с Аксеновым на каком-то вечере столкнулся, что Наймам о тебе очень лестно отзывался.
- Наймана я не видел. Просто мне сказали, что был какой-то совместны их вечер с Бродским, и на этом вечере Найману задали вопрос, что он думает о моих песнях.
- Тогда он и сказал, что ты один из самых интересных русских современных поэтов?
- По рассказам - да. После этого меня и стали всюду приглашать выступить.
- Русский человек и в Африке русский. Пока авторитеты не заявили о ком-то: он талант, никто не поинтересуется...
- А с Аксеновым я вообще уже забыл, как там дело было, я, вроде, пьян был.
- Когда ты звонил мне сразу после возвращения, то рассказывал такую историю: на ой-то эмигрантской встрече, куда тебя пригласили, подошел к тебе Аксенов и спросил, ты ли тот самый Кинчев, который написал 'Экспериментатор движений вверх-вниз...' А будто, в свою очередь спросил, а не тот ли он самый Аксенов...
- А потом что?
- А потом, сказал ты мне, мы с ним выпили по рюмочке... Ладно, давай вернемся на родную землю. В прошлом году мы с тобой виделись сразу после августовских событий, Я помню, какой ты был тогда, несмотря на то, что встреча наша была не из веселых - мы похоронили Майка Науменко только что. И все же ты был почти в эйфории. Все говорил, вдруг снова Москву полюбил, москвичей полюбил... Ты никогда потом не жалел, что две ночи был у 'Белого дома'? Сейчас ведь многие бухтят, что это было зря, что демократы страну довели?
- В дни августовских событий я, действительно, был среди защитников 'Белого дома' и две ночи подряд пел им свои песни, о чем и сейчас не жалею. Наша жизнь на Земле слишком маленький отрезок, и не наше дело оценивать сегодняшнюю ситуацию в России, Россия стояла и стоять будет. А мы в этой цепи всего лишь крохотное звено. Смешно на этом участочке давать какие-то оценки процесса вообще. России смешно над нами. И с нами, и со страной, в принципе, ничего не происходит. Мы выступаем, поем свои песни, занимаемся тем, чем и хотели заниматься, и делаем это, как умеем. И с Россией сейчас то, что и должно было произойти - отсеиваются иноверцы, остаются славяне. Ну, а если хохлы отлетели - значит, так и надо. На мой взгляд, кто хочет, пусть отваливает. Стране от этого не убавится, а может, даже прибавится, потому что будут добрее к нам относиться.
- Мы разговариваем, а по телевидению в это время съезд транслируют. И Ельцин уже с заявлением выступил и послал далеко и парламент с Хасбулатовым, и съезд, и нас всех на референдум позвал - решать, кому мы доверяем, а кто шел бы ко всем...
- Ну, че, и пойдем... на референдум... за Ельцина голосовать... Сейчас вот скоро на гастроли в Свердловск...
- В Екатеринбург.
- ...да. Поедем туда, так на концертах буду всех агитировать на референдуме за Ельцина голосовать.
- Ну, там-то его и так все любят и ему верят. Его же город.
- Все равно. На всякий случай...
- Я и про август прошлого года, и про сегодняшний съезд к тому, что теперь непонятно, чего ждать
