произнесенной другими устами много лет тому назад.
Дорогой образ всплыл в его памяти… Шантель Обреон с копной рыжих волос и огромными серебристо- серыми глазами, покорившая его еще в детстве. Как он любил ее! Шантель — такая добрая и честная, порывистая и волевая! Оба они, родившиеся с разницей в несколько лет в семьях богатых плантаторов, которых разделяли всего несколько миль, были так похожи друг на друга… и столь различны.
Слишком умная, чтобы подчиниться его воле, подобно другим, Шантель относилась к нему как к равному. С самого детства она не одобряла внезапно вспыхивавшую в нем жестокость и осуждала его, когда он пренебрегал правилами морали, которые пытался внушить ему отец. Случайно обнаружив участие Жерара в ряде неприглядных махинаций, она, глядя прямо ему в глаза, осудила его недостойное поведение. Но она не смогла отвернуться от него… так как любила его и знала, что он любит ее, только ее. Она верила, что любовь остается его единственным шансом на спасение.
Шантель любила его, но…
Вспомнился их давний разговор.
—
— Я
— Так
—
—
— Ты
— Выйду.
— Ты не
—
А потом было многое…
День свадьбы Шантель… Пережитая им боль, скрытая от всех, но только не от Шантель. И та мучительная ночь, когда Шантель подарила Филиппу Дюбэю ребенка, очаровательную девочку, которая могла быть его дочерью… Дружба, полная страданий, потому что на ее месте должна была пылать страсть…
Тщетные попытки забыться в тайных оргиях, неустанные заботы об увеличении состояния, укрепление положения в обществе — ничто не помогало ему перенести потерю Шантель…
А потом… пожар! Плантация Дюбэй в одночасье занялась огнем, когда он ехал оттуда после обеда. Стремительно вернувшись обратно, он увидел, как Шантель бросилась в горящий дом, куда минутой раньше вбежал в поисках ребенка ее муж…
Он кинулся в еще не обследованную часть дома и именно там нашел ребенка…
Мучительные попытки спасти Шантель, когда жизнь неумолимо уходила из нее, он не забудет до смертного часа, как и конец Шантель, с трудом произнесенные ею слова…
— У
—
— Моя
— Она
— Отец…
Возвращенный этим возгласом в настоящее, Жерар с трудом совладал с собой. Да, он отец Габриэль. Она — единственная, кого он когда-либо еще сможет любить. И он будет защищать свою милую девочку, как того желала ее мать, от всех и от всего. Ход мыслей Жерара мгновенно прервался, как только он увидел свежие ссадины на руках Габриэль. Они так портили ее нежную кожу. В нем опять закипела злость.
— Я снова буду говорить с матерью-настоятельницей.
Габриэль, проследив за его взглядом, без труда установила, к чему относились его последние слова.
— Да это просто небольшие царапины. Я почти не чувствую их.
— Тебя из-за пустяков подвергли такому унижению, создали невыносимые условия!
— Отец, я заслужила наказание.
— Нет!
— Ах отец! — Готовность Габриэль свести разговор к шутке проявилась в улыбке, тронувшей ее мягкие губы. — Ты не задумываясь назовешь дьявола ангелом, если он скроется за моим лицом.
— Ты действительно ангел.
— Нельзя так говорить! — Габриэль казалась теперь сильно обеспокоенной. — Я не смогу жить, сообразуясь со столь высокими требованиями.
— Ты уже живешь так! Неужели ты не видишь?
В широко открытых серебристо-серых глазах Габриэль промелькнул взгляд ее матери Шантель. У Жерара сдавило горло, когда он продолжил:
— Твое образование завершено, а что касается этой школы, то с меня достаточно. Ты сейчас же отправишься домой вместе со мной.
Габриэль застыла от неожиданности. Он почувствовал, что ее буквально разрывают противоречия. Поколебавшись, она ответила:
— Как странно, всего минуту назад я была уверена, что нет таких слов, которые хотела бы услышать больше, чем сказанные тобой сейчас. Но…
— Дальше продолжать нет необходимости. Собирай свои вещи, — проговорил он.
— Нет, отец. Пожалуйста, постарайся понять. Несколько минут назад я была зла, как и ты сейчас, из-за того, что меня отправили работать в сад. Но вдруг я поняла, что сестра Маделайн научила меня куда большему, чем это входило первоначально в ее намерения. Она заставила меня задуматься над моими поступками. И видя сейчас, как ты огорчен, я благодаря ей поняла, сколь ответственна привилегия быть любимой. Эту ответственность, как и счастье, человек может подарить вместе с любовью…
— Габриэль…
— Я почему-то думаю, что этот урок будет намного полезнее множества других, полученных мною в прошлом. А что касается отъезда сейчас… Поступить так при сложившихся обстоятельствах будет равносильно признанию поражения. Я не выношу поражения, отец.
— Габриэль…
— Мне хотелось бы доказать, что я скорее сильная, чем слабая, и у меня есть характер, чтобы довести этот замысел до конца. Осталось всего несколько месяцев… — Габриэль вдруг умолкла, а глаза ее увлажнились. — Почему-то мне кажется, что мама одобрила бы такой поступок. Волна тепла окутала Жерара, и снова сдавило горло. Габриэль до такой степени близка по духу своей матери, которую едва помнит…
Не будучи в состоянии отказать ей, он прошептал:
— Если ты так хочешь.
После порывистого поцелуя Габриэль он заставил себя улыбнуться.
— А кстати… почему, собственно, я приехал…
— Да, да! — С ним была прежняя Габриэль. — Ты привез то, что давно обещал?
Пуантро не произнес ни слова, пока она раскрывала огромную коробку, которую он извлек из укромного места, а затем, визжа от восторга, разглядывала сшитое во Франции роскошное платье из шелка и бархата. Жерар наблюдал, как она прикладывала платье к себе и возбужденно говорила о том вечере, когда впервые наденет его.
Попрощавшись с Габриэль, он постоял в приемной монастыря, наблюдая, как она поднимается по
