— Всегда, — сказал Уилл.
Горло у него перехватило, и это все, что он сумел выговорить.
— Ну, хорошо, приятель, я тебя отпускаю, — сказал Патрик. — Спасибо, что позвонил. Наверно, все дело в том, что я спросонья.
— Наверно.
Последовала пауза, и Уилл понял, что Патрик услышал сдерживаемые слезы в его голосе.
— Все будет хорошо, — тихо сказал Патрик. — Уже оттого, что мы поболтали. До скорого.
Он отсоединился, и Уилл еще какое-то время слушал гудение в трубке, потом отпустил ее, и она соскользнула от уха — слезы так неожиданно завладели его существом, что он утратил способность себя контролировать. Но ощущение было благостное, так как приносило облегчение. Он просидел минут десять — пятнадцать, рыдая как ребенок. Время от времени переводил дыхание, думая, что все закончилось, но тут накатывала новая волна слез. Он плакал не только о Патрике, обронившем скорбное: «Посмотреть, кто еще остался», кого можно пригласить. Он плакал, и о себе, о мальчике, которого встретил в коме, о том Уилле, который все еще жил где-то внутри его и не мог найти себе места.
Никуда не делись и те небеса, что видел когда-то тот мальчик, и холмы, и лис, запечатленные в его памяти. Что же это за головоломка такая: в нынешний век вымирания видов (уход некоторых он задокументировал) его память в такой идеальной неприкосновенности хранила книгу его дней, что стоило ему уснуть, как эти дни возникали перед ним, словно и не канули в вечность. Словно (как он смел поверить в это?) уход вещей, дней, животных и людей, которых он любил, был всего лишь жестокой иллюзией, а память — ключом к открытию этой истины.
На следующий день он был, пожалуй, еще безжалостнее к себе, чем раньше. Лис оказался прав. В мире оставалось много дел (нужно увидеть множество людей, разгадать немало тайн), и чем скорее он, превозмогая себя, приведет свое тело в нормальное состояние, тем скорее отправится в путь.
Его упорство вскоре стало приносить плоды. День за днем, занятие за занятием, конечности обретали силу, росла выносливость: он начал чувствовать себя восстановившимся и помолодевшим. Несмотря на легкий скептицизм Коппельмана, Уилл заказал кое-какие гомеопатические лекарства в дополнение к уже прописанным и не сомневался, что они внесли немалый вклад в его реабилитацию. Коппельману пришлось признать, что ничего подобного он в своей практике не видел. Прошло десять дней — и Уилл уже строил планы возвращения в Сан-Франциско. Звонок Адрианне — он попросил ее открыть и проветрить дом на Санчес- стрит (что, впрочем, она уже сделала до его звонка). Звонок в Нью-Йорк редактору — он известил ее о скором переезде. И конечно, второй звонок Патрику. На этот раз трубку взял блудный Рафаэль, вернувшийся и, видимо, прощенный. Нет, Патрика нет дома, сказал он Уиллу, он сейчас в больнице — сдает анализы крови. Вернется позднее, когда — он не знает. Он все запомнит и передаст Патрику. «Только обязательно», — сказал Уилл, на что Рафаэль резко ответил: «Я не идиот». И швырнул трубку.
— Вы меня поразили своим выздоровлением, но вам все еще надо беречь себя.
Такой была прощальная речь Коппельмана. В течение нескольких месяцев никаких поездок в Антарктику. Никаких стояний по шею в болотной воде.
— А чем же я буду развлекаться? — насмешливо спросил Уилл.
— Размышляйте о том, какой вы везунчик, — сказал Коппельман. — Да, кстати, моя свояченица…
— Лаура.
Коппельман просиял.
— Вы запомнили? Я принес книгу, чтобы вы оставили автограф. — Он пошарил в сумке и извлек экземпляр «Границ». — Я ее просмотрел вчера вечером. Мрачная штука.
— Ну, с тех пор все стало еще хуже, — сказал Уилл, вытаскивая ручку из нагрудного кармана Коппельмана и забирая у него книгу. — Некоторые из этих видов уже проиграли сражение.
— Вымерли?
— Как птица дронт.
Он открыл титульную страницу и черкнул несколько слов.
— Что вы написали?
— Лауре. С наилучшими пожеланиями.
— А эта закорючка внизу? Ваша подпись?
— Угу.
— Чтобы я знал, что ей сказать.
Два дня спустя он уехал. Прямых рейсов в Сан-Франциско не было, и пришлось лететь с пересадкой в Чикаго. Но это было забавное неудобство, и он испытывал такое счастье, снова оказавшись в толпе людей, что даже серость чикагского аэропорта О'Хара показалась приятной. Ближе к вечеру Уилл уже сидел у иллюминатора в самолете, который должен был доставить его на Запад. Он заказал виски, чтобы отпраздновать это событие. Во рту у него не было ни капли алкоголя в течение нескольких месяцев, и выпитое сразу ударило в голову. Небеса впереди потемнели, и он, довольный и счастливый, погрузился в объятия сна.
Когда Уилл проснулся, день давно закончился, и впереди сверкали огни города у залива.
III
Сан-Франциско был не первым прибежищем Уилла по прибытии в Америку. Эта честь досталась Бостону, куда он попал в девятнадцать лет, решив, что цели, которые он перед собой ставил, не могут быть достигнуты в Англии. Он обнаружил, что и Бостон для этого не годится. Но за шестнадцать месяцев, что он там прожил, родился новый Уилл, сначала неуверенный в себе, но потом — раскрепощенный до бесстрашия. О своей сексуальной ориентации он узнал задолго до того, как покинул Англию. В нескольких случаях он даже действовал, прислушиваясь к своим желаниям, хотя ни разу — будучи совершенно трезвым. Но в Бостоне он научился быть счастливым и не скрывать собственных сексуальных предпочтений, он переосмыслил себя в свойственной ему особой манере. Он не был пышущим здоровьем американским красавцем, не был мачо в ковбойке, не был стильной королевой,[10] не был парнем в коже.[11] Он не был похож ни на кого, и его желали и преследовали именно поэтому. Свойства, которые остались бы незамеченными в каком-нибудь манчестерском баре (некоторые — вполне очевидные, как акцент, другие — столь незаметные, так что он и сам не мог бы их назвать), здесь оказались редкими и привлекательными. Он быстро понял природу своего преимущества и бессовестно ею пользовался. Не идя на поводу у моды (кроссовки, джинсы в обтяжку, белые футболки), он одевался как нищий англичанин, каким и был на самом деле. Он редко возвращался в пустую кровать, если только сам хотел этого, и за несколько месяцев у него было три романа, два из которых он завершил по собственной инициативе. Последний