возвращаясь домой. Такой вечер! А!
— Мне всегда приходилось сделать над собой усилие перед тем, как поехать в больницу. Я говорила себе: Меррил, как бы ты себя ни жалела, черт дери, ты сделаешь так, чтобы он увидел тебя как то, ради чего стоит жить. Я даже покупала новую одежду. А он говорил: «Деточка, я ведь этого еще не видел», и улыбался мне.
Джейнис кивнула и представила себе эту сцену совсем по-другому: щупальщик академгородка на смертном одре видит, как его жена тратит деньги на новые костюмы, чтобы очаровать какого-то его преемника. Едва эта мысль пришла ей в голову, как она устыдилась и поспешила сказать:
— Билл говорил, что если существует хоть какой-то способ послать мне весточку… после, то он его отыщет. Как-нибудь, но он пробьется ко мне.
— Врачи говорили мне, что никогда еще не видели, чтобы кто-то держался там так долго. Они говорили, какое мужество. Я ответила: Дубовые листья.
— Но я думаю, даже если он и старается послать мне весть, я ведь, возможно, не умею распознать форму, какую она принимает. И нахожу в этом утешение. Хотя мысль о том, что Билл пытается пробиться ко мне и видит, что я не понимаю, просто невыносима.
Ну, сейчас она перейдет на дурацкую реинкарнацию, подумала Меррил. Как мы все вернемся вновь в виде белок. Послушай, детка, твой муж не просто умер, но, пока был жив, ходил с ладонями наружу, понимаешь, о чем я? Да нет, скорее всего до нее не дойдет. В академгородке твоего мужа называли не иначе как «хлипкий педик-англичашка в администрации» — так яснее? Он был «чайный пакетик», ясно? Разумеется, она никогда не скажет Джейнис что-либо подобное. Слишком уж чувствительна. Сразу рассыплется на мелкие кусочки.
Странно. Сознание этого давало Меррил ощущение превосходства, но не силы или власти. Оно рождало мысль, что кто-то же должен приглядывать за ней теперь, когда ее хлипкий педик-муж умер, и, видимо, Меррил, ты вызвалась взять это на себя. Время от времени она доводит тебя до исступления, но Том хотел бы, чтобы ты довела дело до конца.
— Еще кофе, дамы?
— Я бы хотела еще чая. Свежезаваренного.
Джейнис ожидала, что ей вновь будет предложен выбор — инглиш брекфаст, оранж пекоу или эрл грей. Но официант просто унес миниатюрный на одну чашку чайничек из тех, которые американцы таинственным образом считают достаточными для завтрака.
— Как бедро? — спросила Меррил.
— О, теперь гораздо лучше. Я так рада, что решилась на операцию.
Когда официант вернулся, Джейнис взглянула на чайничек и сказала резко:
— Я просила свежезаваренный.
— Прошу прощения?
— Я сказала, что просила свежезаваренный. А не просто добавить кипятку.
— Простите?
— Это, — сказала Джейнис, указывая на болтающийся из-под крышки чайничка желтый прямоугольник, — тот же самый чайный пакетик!
Она смерила высокомерного молодого человека яростным взглядом. Она правда очень рассердилась.
Потом она долго недоумевала, почему он насупился и почему Меррил разразилась маниакальным смехом, подняла свою кружку с кофе и сказала:
— За ваше здоровье, дорогая.
Джейнис подняла собственную пустую чашку, и они приветствовали друг друга глухим, тут же оборвавшимся бряканьем.
3
— С коленями надо обращаться только к нему. Через два дня она снова была за рулем.
— Очень скоро, — сказала Меррил.
— На днях я видела Стива.
— И?
— Ничего хорошего.
— Сердце, ведь так?
— И слишком большой избыточный вес.
— Ну, на пользу это никогда не идет.
— Как вы думаете, существует какая-нибудь связь между сердцем и сердцем?
Меррил улыбчато покачала головой. Такая забавная крошка — Джейнис. Никогда не знаешь заранее, на что она перескочит.
— Я что-то не поняла, Джейнис.
— О! Как, по-вашему, может сердечный приступ случиться из-за любви?
— Не знаю. — Она прикинула. — Но я знаю кое-что другое, что может вызвать сердечный приступ. — Джейнис смотрела на нее с недоумением. — Нельсон Рокфеллер.
— Какое он имеет к этому отношение?
— Именно так он и умер.
— Как именно он умер?
— Говорили, что он поздно ночью работал над книгой об искусстве. Ну, я ни на секунду этому не поверила. — Она выждала, пока не стало ясно, что до Джейнис наконец дошло.
— Вещи вам известные, Меррил! (И вещи, известные мне).
— Да, вещи мне известные.
Джейнис отодвинула свой завтрак, чтобы освободить место для локтей. Полтарелки гранолы и тост. Две чашки чая. Теперь жидкости так быстро проходят через нее. Она посмотрела через столик на Меррил, на ее клювастое лицо и плоские неубедительные волосы. Она ее подруга. И потому, что она ее подруга, Джейнис оградит ее от того, что ей известно про ее жуткого мужа. Хорошо, что они познакомились уже вдовами, Билл Тома на дух не переносил бы.
Да, она подруга. И все же… Не вернее ли, что она союзница? Так, как было в самом начале. Девочкой ты думала, что у тебя есть друзья, а на самом деле у тебя были только союзники — люди на твоей стороне, которые будут поддерживать тебя, пока ты не вырастешь. А потом — в ее случае — они потерялись, а ты взрослая, и Билл, и дети оставили тебя, а Билл умер. И что тогда? Тогда тебе снова понадобились союзники, люди, которые будут поддерживать тебя до конца. Союзники, которые помнят Мюнхен, которые помнят старые фильмы, все еще самые лучшие, даже если ты стараешься полюбить новые. Союзники, которые помогают тебе разбираться с налоговой декларацией и открывать баночки варенья… Союзники, которые точно так же тревожатся из-за денег, пусть ты и подозреваешь, что у некоторых из них денег заметно больше, чем они делают вид.
— Вы слышали, — сказала Меррил, — что Стэнхоуп удвоил депозит?
— Нет. И сколько это теперь?
— Тысяча в год вместо пятисот.
— Ну, это, конечно, мило. Но комнаты очень маленькие.
— Они везде маленькие.
— И мне нужны две спальни.
