голову.
— Про Шэннон. И что-то про слепоту. Тени и свет, и тот непонятный рисунок из кругов, который я видела уже несколько раз.
Звучит невнятно, сама понимаю, ну так и сон ведь был не слишком-то ясный.
— Шэннон? — почти взвизгнула Лекси. — Дразнишься, да? Ну почему одним — все, а другим — ничего? Только не говори мне, что она тебе явилась! Ко мне ни разу не приходила, и к маме, да и к бабушке вряд ли.
Я готова была треснуть себя по лбу — ну кто меня за язык тянул?
— Это всего-навсего сон. Хоть и очень странный. Мне вообще снится всякий бред с тех пор, как мы переехали.
Едва я успела влезть в чистые джинсы и застегнуть туфли, как с кухни загремел голос бабушки:
— Урок!
Я выкатила глаза.
— Только не это! Когда она в последний раз давала мне «урок», началась вся эта петрушка с математиком. А она даже не захотела про него слушать. И теперь снова?
Лекси пожала плечами.
— Одним — все, другим — ничего, — со вздохом повторила она.
— Бегом! — раздраженно рявкнула бабушка.
Схватив рюкзак я выскочила на лестницу и побежала вниз, перебирая на ходу ночные видения. Ступенька — тени. Ступенька — свет. Ступенька — стертый. Ступенька.
— Сколько можно ждать? — заворчала бабушка, едва я ворвалась в кухню. — У нас много работы, Фелисити Шэннон Джеймс.
«Шэннон», — эхом отдалось в моей голове, и на этот раз я знала, как она выглядит. Темные волосы, гораздо темнее моих, и голос, звучащий из плотно сомкнутых губ.
— Бабушка, — сказала я, присаживаясь на край стола. — А у тебя когда-нибудь были видения... — Я вспомнила, как называла это Лекси. — Тебе когда-нибудь кто-нибудь являлся?
— Являлся? Это связано с твоим даром?
Бабушка наклонилась над столом и внимательно глядела на меня.
Я рассматривала свои пальцы. Они слегка тряслись, подрагивала им в такт ставшая вдруг серебристой аура.
— И да, и нет. Тебе когда-нибудь являлась Шэннон?
— Первая провидица?
Может, и мне придумать себе какое-нибудь громкое звание?
— Я кивнула.
— Да. Она никогда не являлась тебе во сне? Ни о чем не предупреждала?
— Лисси, девочка, за три тысячи лет, прошедшие со дня смерти Шэннон, сменилось около пятнадцати поколений, и только избранным посчастливилось вновь услышать ее голос или почувствовать на себе невероятно мощный Взгляд.
— Невероятно мощный?
— Наши способности — ясновидение, предвидение, видение на расстоянии или в душах людей — пришли от Шэннон. А она обладала всеми без исключения.
Я аж присвистнула, представив, каково жилось нашей прародительнице с этаким Взглядом.
— И все-таки, кто-то ее встречал? — спросила я. — Являлась она кому-нибудь после смерти?
Бабушка кивнула.
— Своим дочерям, — тихо сказала она. — Своим трем дочерям, и дочерям этих дочерей, и их детям, и внукам — в моменты крайней опасности.
Я молча глядела в стол, горло сжалось. Если сейчас не момент крайней опасности, то уж и не знаю, когда такой момент.
— К чему ты ведешь, детка? — спросила бабушка. — Она что...
Я откашлялась.
— Помнишь, я пыталась рассказать тебе, что случилось в школе? В тот день, когда мне стало плохо?
Я замолчала, твердо решив дождаться ответа прежде, чем рассказывать дальше.
Бабушка недовольно отмахнулась, по ее ауре пробежала тень.
— Вот только выдумки свои оставь, пожалуйста.
У меня упало сердце.
— Это не выдумки, в школе на самом деле творится что-то странное! Мистер Кисслер...
— Иона Кисслер — прекрасный человек, — оборвала меня бабушка.
— Ты не слушаешь! Когда я смотрю на него, я вижу то, что для меня страшнее смерти, как будто... как будто он потерял душу, и от этого мне становится плохо, и...
— Иона Кисслер — прекрасный человек, — упрямо повторила бабушка.
Я закрыла рот. Ну как рассказать ей о моем сне, о Шэннон, если она твердит только одно: Иона Кисслер, от которого меня наизнанку выворачивает, прекрасный человек?
— Ладно, бабушка. Как скажешь.
— Вот и хорошо, оставим мистера Кисслера в покое. И отчего же тебя вдруг заинтересовала первая провидица? Раньше ты, в отличие от Лекси, о ней не спрашивала.
— Не знаю, любопытно стало.
— Почему? — настаивала бабушка.
Как странно — такая въедливая, а единственную вещь, которую я хочу до нее донести, понять не хочет.
— Просто так...
Наступившую тишину прорезал бодрый голос мамы:
— Пора ехать! Нам еще надо Лилу захватить.
Я сжала зубы. Ну конечно — разве можно заставить бедную Лилу ждать? Лучше пусть подождут мои проблемы. Как мило со стороны мамочки.
— Ты должна мне один урок, детка, — заметила бабушка, стоило мне встать со стула.
— А ты — мне, — обиженно сказала вошедшая Лекси.
Я посмотрела на нее с благодарностью. От бабушкиных лекций все равно толку никакого. Единственное, что я вынесла из нашего разговора — рассчитывать стоит только на себя.
Я закинула рюкзак за спину и пошла к двери, Лекси за мной.
— Не забудь сказать маме, что после школы погуляешь с Диланом, — шепнула она, усаживаясь в машину.
— Ах, да, — громко повторила я. — Мам, мы с Диланом погуляем после школы, ладно?
Голос прозвучал так неубедительно, что я была почти уверена — мама на это не купится. Но она ласково ответила:
— Хорошо, солнышко.
Интересно, чему она улыбается? Неужели решила, что я к Дилану неравнодушна? Ничего себе выводы. Да об этом и думать смешно, он совсем не в моем вкусе! Другое дело — Пол. Вспомнив Пола, я вспомнила Джул, а мысли о них, в свою очередь, оживили воспоминания о сегодняшнем жутковатом сне.
