Впрочем, почему — бывший? Сан великого сострадария рукополагается пожизненно. Именно это, кстати, и не дает сейчас покоя главе Святой Бубусиды. И совсем не напрасно, Глувилл теперь был в этом уверен. Неизвестно, с чего взялась в нем такая уверенность, но он больше не сомневался, что рано или поздно Керсис проиграет. Оставалось только до этого момента дожить.
— Не бойся, Гастон, — позвал эпикифор. — Черные маги тут… не проживают. Только обратьи-томатницы.
Глувилл протиснулся в узкий ход. Вновь заскрипело, стена за ним сомкнулась. Сделалось почти совсем темно. Лишь откуда-то сверху проникали едва заметные отблески света. Вроде как из щелки под дверью.
— Гастон!
— Да?
— Скоро придет… женщина. Ей можно доверять. Только не говори, что это ты меня травил. Не простит. Она… такая.
Тут Глувилл услышал приглушенный шум, словно кто-то сполз по стенке и повалился на пол. А потом до него дошло, что кроме эпикифора падать было некому.
Женщина была высокой, с коротко стриженными волосами и большими черными глазами. Когда она увидела эпикифора, глаза ее сделались совсем уж большими.
— Ваша люминесценция? Робер… О боже! Что с ним?
— Травили, — неохотно сообщил Глувилл.
— Чем?
— Не знаю. Чем-то таким, что через кожу проникает.
— Через кожу?
— Да. Взял он, значит, перо. Ну и…
— Так, так…
Женщина поставила на пол большой масляный фонарь, ловко закатала рукав и взглянула на распухшую руку эпикифора.
— Понятно, — сказала она. — Аква пампаника. Что же еще… Ах, милосердный наш орден! Добрейший и сострадательный… Вероятно, обрат бубудумзел постарался?
— Он, — сказал Глувилл, не вдаваясь в подробности.
Впрочем, женщину интересовало другое.
— Сколько времени прошло?
— Да уж сутки скоро будут.
Женщина вздохнула с облегчением.
— Ну, тогда самое страшное позади. Обрат коншесс, бросьте ваши арбалеты и помогите поднять его люминесценция наверх.
— Вы меня знаете? — удивился Глувилл.
— Конечно. Беритесь за плечи, пожалуйста. Я возьмусь за ноги, хорошо?
— Да-да.
Вдвоем они подняли эпикифора по винтовой лестнице и оказались в просторной, но скупо обставленной келье с двумя окнами. На подоконнике каждого горело по лампаде. Глувилл сообразил, что именно эти два окна они видели снизу, когда пробирались через камыши. Два окна в ночи… Не каждого они ждут. Наверное, это был знак.
Эпикифора уложили на кровать. Женщина зажгла еще несколько свечей. И тут Глувилл тоже узнал ее.
— Леонарда? Обратья аббатиса?!
— Да, — сказала женщина. — И что из того?
— Нет, ничего. Не ожидал вас встретить.
— Нас, людей, на этой планете не так уж и много, коншесс Глувилл, — усмехнулась аббатиса. — Так что, рано или поздно, все когда-нибудь да и встречаются. Если раньше не умирают, разумеется…
Говоря эти слова, она сняла с эпикифора мокрые башмаки, а затем, ничуть не смущаясь, — панталоны.
— Эге, — сказала она. — Пиявки. Очень кстати.
Одну за другой она сняла кровососов с ног и перенесла их на распухшую руку. Затем попросила Глувилла:
— Ваших тоже давайте. Я отвернусь.
Потом они молча понаблюдали, как пиявки разбухают на руке больного. Те сосали вначале жадно, затем — все более вяло и неохотно. Через пару минут вовсе начали одна за другой отваливаться.
— Дохнут, — радостно сказала аббатиса.
— Дохнут, — подтвердил Глувилл. — И что?
— Значит, и в самом деле — аква пампаника. Что ж, будем лечить. Спасибо вам, обрат Глувилл.
Глувилл закашлялся.
— Да вроде не за что.
— Как — не за что? Без вас эпикифор ни за что бы сюда не добрался. Вы оказались верным человеком.
— Так… это. Без эпикифора сам погибну.
— А с ним?
— А с ним не пропадешь.
Аббатиса еще раз усмехнулась. Неожиданно для себя Глувилл разгорячился.
— Точно говорю! Всегда что-нибудь удумает. Головища — во! Будто у небесника какого, прости господи. И стрелок хороший. Да вы сами, небось, знаете.
Аббатиса перестала усмехаться и улыбнулась.
— Что скрывать? Знаю я этого стрелка. Ну, давайте спасать его головищу. Может, и в самом деле на что-нибудь сгодится.
— Безумие!
— Я так не думаю.
— Ты уверен?
— В отношении тебя и Зои? Почти.
— А в отношении себя? Сомневаюсь, что казни небесников забыты.
Эпикифор поднял одно левое плечо, поскольку правое плохо слушалось.
— Лео, кроме казней у меня и прочих грехов хватает. Но другого выхода нет. Порты, границы, деревенские усадьбы друзей, если таковые у нас еще остались, — все это будет под наблюдением гораздо раньше, чем мы туда доберемся. А то, кем вы мне с Зоей приходитесь… Керсис это непременно разузнает.
Эпикифор перевернулся на спину и, глядя в потолок, словно читая невидимые строки, продолжил:
— Он поставил на карту все и он в двух шагах от абсолютной власти. Я прекрасно его понимаю. Более того — знаю дальнейшие шаги. В свое время я и сам ради власти в ордене наворотил немало, а уж этот-то… Он готов на любые мерзости, можешь не сомневаться. Единственное, что не может прийти в его порочную голову, так это вот то, что я предлагаю… понимаешь?
Обратья аббатиса с некоторой тревогой выглянула в узкое оконце.
— Да. Цель понимаю. Но как ее достичь, каковы средства? Они есть?
— Средства имеются. Только вряд ли у нас в запасе больше двух суток. Потом начнется
