— Но все-таки ваша дочь называла Пола Баррела, как вы выразились, «моя опора»? — спросил адвокат.
— Да»— ответила она, — но Диана и других так называла, в частности шоферов… охранников… и своих родных.
И вот присяжные услышали, что принцесса называла всех — даже тех, кто ее бросил — своей «опорой». А также, что миссис Шенд Кидд, из-за которой Диана так горько рыдала, якобы тоже была ее «опорой». Если бы только присяжные знали о той картине, которая всплыла в моей памяти. Как бы я хотел, чтобы лорд Карлайл сейчас рассказал об этом! Но я уже знал, что когда дело касается твоей свободы, лучше не рисковать.
Присяжные видели перед собой лишь хрупкую седовласую старушку, чье остроумие вызывало улыбки в зале. Она была матерью принцессы и нападать на нее сейчас было бы верхом глупости. Это могло настроить присяжных против меня. Лорду Карлайлу приходилось быть очень осторожным, буквально идти по лезвию ножа. Истина откроется потом, после суда. А на суде миссис Шенд Кидд растоптала мою репутацию и отдалила в глазах общественности меня от Дианы.
Лорд Карлайл спросил:
— Вы знали, что Пол Баррел был с вашей дочерью, когда бы она ни позвала, — с раннего утра, когда она просыпалась, и до поздней ночи, когда она ложилась спать?
Миссис Шенд Кидд ответила:
— Может, так и было. Дочь не обсуждала со мной свой распорядок дня.
— Но вы допускаете, что такое возможно?
— Нет, это вряд ли. Моя дочь очень часто отлучалась и дворца, уезжала, — судя по всему, миссис Шенд Кидд было приятно верить в это.
Но я не мог поверить в то, что слышал. Дальше — больше: она стала рассказывать о жизни во дворце, о том, как и кому там дарят подарки. Относительно принцессы она сказала так:
— Она очень бережно относилась к королевским вещам. А еще она всегда с большой осторожностью принимала подарки… И могу вас уверить, она никогда не дарила ничего, кроме подарков на Рождество и дни рождения.
Зато миссис Шенд Кидд объяснила, почему разорвала тогда документы. Она так яростно уничтожала историю, что мне пришлось даже поднять этот вопрос в разговоре с королевой, который состоялся в декабре 1997 года. В своем отчете я написал вот что: «После смерти принцессы я боялся, что существует целый заговор с целью исказить ход истории и вычеркнуть из нее некоторые этапы жизни принцессы. Миссис Франсис Шенд Кидд две недели подряд разрывала на клочки личные письма принцессы и документы».
Лорд Карлайл спросил;
— Вы в течение нескольких дней разрывали документы вашей дочери, так?
Миссис Шенд Кидд ответила:
— Это так.
— Сколько документов вы в итоге разорвали?
— Что-то около ста.
— И вы не сообщали Полу Баррелу, что именно вы разрываете, верно?
— Думаю, что не сообщала, — ответила она.
Теперь лорд Карлайл сосредоточил свое внимание на том, что я спас наследие принцессы;
— Вы знали о том, что Пол Баррел искренне заботился о репутации принцессы Дианы, и о том, чтобы сохранить ее наследие для истории?
— Да.
— Вы знали, что Пол Баррел не хотел, чтобы историю перекраивали, и в итоге леди Диана была выставлена в дурном свете?
— Нет, этого я не знала.
Она держалась до конца. Потом, когда допрос кончился, она прошла мимо, так и не взглянув мне в глаза.
В последний раз я виделся с леди Сарой Маккоркодейл спустя полгода после вынужденного увольнения из Мемориального фонда. Она шла по Вестминстерскому мосту, и мы обменялись парой фраз. Но по-хорошему после той встречи с ней и Энтони Джулиусом в баре возле Саутгемптон-роу, мы в первый раз встретились только в Олд-Бейли.
Давая в суде показания, она была, как всегда, уверена в себе, что характерно для аристократов. Я не сводил с нее глаз, в надежде, что она заметит мой взгляд. Вот уже второй Спенсер собирался свидетельствовать против меня.
Из всей семьи принцесса ближе всех была с леди Сарой. Диана часто говорила, что ей нравится ее чувство юмора. Именно поэтому принцесса часто брала ее в качестве придворной дамы в зарубежные поездки. После смерти Дианы мы с леди Сарой стали надежными союзниками. Я вспомнил, как она вложила мне в руку запонки, как она отдала Марии платье от Версаче, как она перевела на мой счет 50 000 фунтов из того, что им с матерью оставила принцесса, в знак благодарности за мою преданность. Может быть, у меня с ее сестрой были под конец слишком теплые отношения, и я слишком часто пускался в воспоминания о ней. Впрочем, сейчас, слушая ее, я думал только об одном: «Как наши отношения с леди Сарой могли дойти до такого?»
Она говорила практически об одном и том же: как возмущала ее моя уверенность в том, что я якобы обязан хранить все тайны ее сестры.
Уильям Бойс спросил ее;
— Что, по-вашему, могло законно оказаться во владении мистера Баррела?
Леди Сара ответила:
— Запонки, фотографии в рамках, шкатулки, булавки для галстука, галстуки, вот, пожалуй, и все.
Сидя на скамье подсудимых, я мысленно отмечал тех друзей и коллег, которые согласились дать показания против меня. А еще я замечал, сколько людей, которые могли бы выступить в мою защиту, молчали, не решаясь этого сделать.
Например, я всегда считал старшего бухгалтера принцессы, Майкла Гиббинса, своим другом. Выяснилось, что я ошибался. Этот бухгалтер начал работать у Дианы за год до ее смерти. Но, несмотря на это, он согласился выступить как свидетель обвинения и объяснить, насколько близкими у нас были отношения. Это было абсурдно. Его кабинет находился не в Кенсингтонском дворце, а в Сент-Джеймсском. Он ничего не знал о том, как проходила жизнь Дианы, что она делала у себя в гостиной, в столовой. Но из-за того что я один раз пожаловался ему, что очень устал под конец дня, он посчитал возможным говорить о том, что я чувствовал себя «незащищенным», работая у Дианы.
Уильям Бойс сообщил, что мистер Гиббинс рассказал полиции, будто наши отношения с Дианой были не такими уж теплыми. «Да, Диана относилась к нему тепло, но не до такой степени, как это описывает мистер Баррел», — сказал прокурор. Он даже предположил, что я подумывал переехать в Америку. Что ж, это правда. Я действительно подумывал переехать в Америку — потому что принцесса думала о том же.
Майкл Гиббинс явился в суд в пятницу, 25 октября. В этот же день королева, герцог Эдинбургский и принц Чарльз ехали на богослужение в собор Святого Павла в память погибших при бомбардировках на острове Бали. «Роллс-ройс» Ее Величества проехал по Ладгейт Хилл и пересек улицу, которая вела к Олд-Бейли. Через несколько дней все узнали, что разговор, который произошел между тремя персонами в этой машине, существенно повлиял на исход судебного разбирательства «Королева против Баррела».
