стоит поехать туда. Если вы ни разу там не были, то этот город произведет на вас неизгладимое впечатление. Вена неповторима и не похожа ни на одну европейскую столицу. Вы конечно же слышали о Венском оперном театре?
Он рассказывал об этом городе так долго, что Каро заскучала. Это было естественно, ведь ей хотелось узнать не о Вене, а о докторе Андреасе. К сожалению, первая же попытка оказалась страшно неуклюжей. Ей самой приходилось переживать подобную бестактность, поэтому она понимала свою вину и не прерывала его, зная, что этот пустой разговор о Вене поможет ему немного забыться. Поэтому единственным, чем ей оставалось наслаждаться, остался изысканный ужин да еще сознание того, что она ест его в обществе приятного мужчины. Вечер был почти испорчен. Она совсем не расстроилась и даже почувствовала облегчение, когда после десерта Люсьен встал и вновь проводил ее к своей машине.
Ночь была очень темной, и всего несколько звезд отражались в мрачном эбонитовом зеркале озера. Но дорога, казалось, светилась изнутри и была на редкость пустынной. Люсьен вел машину молча, и Каро подумала, загрустив, что всего через несколько минут они вернутся в отель, она поблагодарит его за прекрасный вечер и пожелает ему спокойной ночи. Всего несколько минут, и они расстанутся навсегда.
— Вы еще не задумывались над тем, когда вы точно вернетесь в Лондон?
Каро была немного потрясена его вопросом, а точнее, той холодностью, с которой была брошена эта фраза. Она мгновенно вспомнила все свои невеселые предположения и расстроилась, думая, что оказалась права.
— Нет, — ответила она. — Я еще не думала об этом. Просто я считаю, что улететь отсюда совсем не сложно, поэтому это можно сделать хоть послезавтра.
После остановки Каро абсолютно ясно поняла, что они приехали не в отель. Снова величественный особняк с медной дощечкой у входа. Снова она оказывается у дома Люсьена совершенно случайно. Он выключил зажигание и, внимательно поглядев на нее, попросил:
— Если вы не торопитесь, я бы хотел пригласить вас зайти и немного побеседовать.
Он проводил ее в гостиную, включил свет и электрический камин. Всего несколько дней назад Каро пила здесь чай. Наверное, теперь она видит эту комнату в последний раз. Она подошла к фортепиано и легко пробежала пальцами по клавишам.
— У вас неплохо получается, — заметил он. — Вы можете сыграть что-нибудь по памяти?
— К сожалению, я давно не играла, поэтому вряд ли вспомню какую-нибудь мелодию.
— Тогда сядьте на диван и слушайте. Я исполню что-нибудь для вас.
Она не удивилась, поняв, что он владеет инструментом гораздо лучше нее. Об этом можно было бы догадаться с самого начала. Первые же звуки музыки наполнили комнату, и стало ясно, что она создана специально для домашних концертов. Люсьен сыграл сонату Дебюсси и вальс Шопена. Исполнив последние аккорды, он встал, подошел к дивану и взглянул на нее робким взглядом, как будто он еще не совсем вернулся из волшебного мира музыки и пока не может скрыть свою беззащитность. Она с удивлением увидела, что на его лицо вернулась его искренняя мягкая улыбка.
— Эта музыка — что-то вроде гипноза, чтобы вы расслабились и постарались забыть, что наш ужин оказался не совсем удачным, — сказал он, и Каро поняла, как хорошо он понимает все, что она чувствует. — А теперь устраивайтесь поудобнее, я принесу нам вина и, надеюсь, заглажу перед вами свою вину, а после мы продолжим наш разговор. Вы согласны?
— О чем же вы хотели поговорить? — спросила она.
— Ну, разумеется, не о Вене. У нас есть много тем, мы с вами одна из них, — ответил он все с той же загадочной улыбкой. В эту минуту он был таким удивительным. Да, без сомнений, сейчас он был тем самым настоящим принцем на белом коне, которого втайне ждет каждая женщина.
Люсьен сел совсем рядом с ней на диван, и она почувствовала слабость. Она хотела взять свой бокал, но не стала этого делать, потому что знала, ее рука будет дрожать. Этот мужчина как будто разбудил ее, снял дрему, сковывавшую ее много лет. И она не понимала, в какой момент случилось пробуждение, но была очень этому рада. И тут он вновь угадал ее желание, подав ей бокал. Затем взглянул на нее задумчиво и более серьезно.
— Я хочу извиниться, — сказал он. — За то, что так грубо ответил вам о своем браке. С моей стороны было непозволительно так с вами поступить. Я должен был сразу понять, что двигало в тот момент вами, но предпочел притвориться глухим. Вы рассказывали мне о себе, о своем муже и дочери, и теперь я знаю о вас практически все. Ваше желание узнать обо мне получше абсолютно естественно. Вы действительно получили право узнать обо мне некоторые очень личные вещи, но на эту тему я не говорил ни с кем, даже с самыми близкими друзьями, много лет. Мне очень тяжело вновь вспоминать все это.
— Понимаю, — ответила она, рассматривая игру света, которую создавал огонь камина, сквозь вино и стекло своего бокала.
— Мой брак в чем-то похож на ваш. Я тоже женился по любви, и наша совместная жизнь продолжалась недолго. Ваш муж погиб неожиданно, а я знал, что моей жене постоянно угрожает смерть. Я знал, что ее беременность может ее погубить, и не предотвратил всего, что случилось потом. Мог, но не сделал.
Каро еще раз сказала, что ей очень жаль. Она знала, каково это — возвращаться к тому, что уже непоправимо, вновь переживать мучительное ощущение, что тогда нужно было принять всего одно верное решение. Поэтому ее слова прозвучали очень искренне. И когда их глаза встретились, он едва справился с желанием обнять и поцеловать ее. Она выглядела такой маленькой, беззащитной и хрупкой в неярком свете камина. Алые блики падали на ее нежную и гладкую кожу, похожую на лепестки камелии, и делали ее золотистой. Ее глаза вряд ли когда-нибудь могли быть более притягательными. Они были похожи на два драгоценных топаза, нежно мерцающих сумрачным светом откуда-то из самой глубины. Эти глаза могли бы разжечь огонь и тут же обдать морозным холодом, но сейчас они были беззащитны перед властью настоящей страсти. Нежность ее губ была так соблазнительна, так настойчиво манила к себе.
Он, еле сдерживаясь, забрал ее бокал и поставил на столик вместе со своим. Потом он встал, медленно поднял ее с дивана и, дав выход всей своей страсти, сжал ее в объятиях.
— О Каро, — прошептал он, и их губы встретились.
Глава 5
Каро уже два часа стояла на балконе, украшенном красной геранью, и смотрела на звезды. Как же называют в Англии вон ту, самую яркую? Люсьен говорил, что швейцарские пастухи называют ее Магеллона. Но это ведь что-то очень простое… Когда Беверли была маленькой, они вместе читали книгу о созвездиях и о Древнегреческих мифах, связанных с ними. Жаль, Каро все забыла. Ах нет, вон царица Кассиопея расчесывает волосы, а рядом, прикованная к скале, ее дочь Ариадна ждет чудовище, которое проглотит ее. Где-то здесь Персей, который спешит на помощь Ариадне, но его Каро уже не может различить. Что же это
