сел на краешек кровати и притянул к себе сидящую девушку. Разум Кэти противился и этому ночному приходу Гарри, и желанию, теплой волной поднимающемуся в ней.
Нет, нет, это невозможно, билась только одна мысль. Я никогда не прощу себе, если все повторится… Он думает, что имеет надо мной полную власть. Я для него словно игрушка. Захотел — бросил и перестал обращать внимание, захотел — взял и поиграл…
Гарри с нежной силой отвел в сторону руки Кэти, державшие одеяло, и прижался своим горячим ртом к ее губам. Девушка замерла от наслаждения и поднявшейся из глубин подсознания любви к нему, одним махом разрушившей все аккуратные, но хрупкие построения разума. Она обняла его обнаженные плечи, гладящими движениями ладоней прошлась по его могучей спине, запрокинула голову, и Гарри стал осыпать страстными поцелуями ее глаза, щеки, шею, и опять надолго приник к приоткрытым губам.
Под поцелуями Гарри девушка почти в беспамятстве опустилась на подушку. Она почувствовала, как его руки обнимают ее тело, пока еще защищенное ночной рубашкой. Но вот он уже поднимает эту призрачную преграду и своими сильными ногами пытается раздвинуть ее бедра…
Нет, нет! — опять вырвался молчаливый крик ее оскорбленной души, с мольбой взывавшей к строгому разуму. Помоги мне справиться с любовью! Я знаю, что позже буду страдать, если уступлю порыву своей страсти!
Едва ли Кэти сама поняла, что произошло. Каким-то мгновенным, сверхъестественным усилием она выскользнула из могучих объятий Гарри и очутилась на полу. Ее рубашка закрутилась вокруг талии, обнажив нежные бедра и темный треугольник внизу живота. Девушка мгновенно вскочила, одернула рубашку и бросилась к двери. Приоткрыв ее, она остановилась, с радостью сознавая, что разум победил и теперь ей не о чем будет сожалеть.
— Ты сошла с ума! — громким шепотом воскликнул Гарри. — Ты же любишь меня, я знаю! И я люблю тебя! Это глупая гордыня! Я же просил у тебя прощения! И ты простила меня!
Он в отчаянии бросал отрывистые фразы, пытаясь образумить девушку, оставившую его в муках неутоленной страсти.
— Может быть, может быть, — стоя босиком и тяжело дыша, повторяла Кэтрин. — Я простила тебя. Но я не смогу простить себя…
Она была близка к рыданиям, ее била нервная дрожь. Но она не хотела, чтобы Гарри успокаивал ее, чтобы он к ней прикасался. Она боялась, что второй раз у нее не хватит ни сил, ни воли сопротивляться его поцелуям и объятиям. Она выбежала в коридор и открыла дверь в спальню миссис Браун. Хозяйка спала. Обычно ее дыхание было неспокойным, учащенным и тяжелым. Оно часто прерывалось всхрапами, всхлипываниями или стонами. Кэтрин прислушалась и не услышала вообще никаких признаков дыхания. Она лихорадочно пошарила рукой по стене в поисках выключателя. Когда наконец зажегся свет, Кэти увидела, что миссис Браун лежит с открытыми глазами. На ее лице застыло выражение удивления и радости. Она была мертва.
11
— Я знал, что это скоро случится, — строго произнес доктор Лэнгли, опуская холодную, невесомую руку Луизы Браун. — Признаться, думал, что смерть наступит даже раньше. Слишком глубоки были повреждения мозга, а еще давление, сердце…
И все-таки она понимала многое, упрямо думала Кэтрин. А я, видит Бог, делала все, чтобы скрасить ей последние дни во мраке сознания.
Девушка села в ногах хозяйки, ставшей для нее за три месяца родным человеком, и тихо заплакала. Она не сдерживала и не вытирала слезы, теплым потоком струящиеся по ее щекам. Кэти смотрела на безжизненное лицо миссис Браун, обретшее в смерти черты прежней красоты.
Наверняка перед смертью к ней вернулось сознание, подумала девушка. В глазах застыло грустное удивление, а губы чуть-чуть улыбаются. Она испытала радость, что умирает в сознании.
Кэтрин закрыла лицо руками и разрыдалась. Она понимала, что миссис Браун умерла легко, дай Бог всем такой смерти. Но она плакала, что теперь уже никогда не увидит эту странную, противоречивую, но умную и ставшую близкой ей женщину.
Гарри сидел в кресле рядом с постелью матери и смотрел на нее. Он как будто застыл в своем горе. Кэтрин хотелось подойти к нему, обнять его и вместе помолчать. Но она не сделала этого, потому что понимала, что сейчас ему никто не нужен.
Через три дня после похорон миссис Браун в гостиной сразу опустевшего дома собралось несколько человек: Гарри, адвокат семьи Дэвид Голдсмит и нотариус. За закрытыми дверями происходило оглашение завещания миссис Браун.
Кэти в это время находилась в спальне хозяйки и занималась ее письмами.
Она хотела уехать домой сразу после похорон хозяйки, но по просьбе Гарри осталась на некоторое время, чтобы заняться вещами его матери. Он попросил девушку просмотреть ее одежду, отложить сценические костюмы, собрать письма, книги, любимые ею. И, конечно, он хотел оттянуть время отъезда Кэти, не желая расставаться с ней.
Гарри выписал Кэтрин последний чек. И, хотя девушка хотела отказаться от последней части суммы, причитающейся ей по контракту, Гарри уговорил ее принять этот чек в память о миссис Браун.
Кэтрин боялась признаться себе, что ей тоже не хочется расставаться с Гарри. Девушке казалось, что, расставшись, они больше не увидятся никогда. Ее тянуло к нему, хотя она пыталась уверить себя, что это только физиологическое влечение, которому она, как личность, просто обязана противостоять. И гордилась тем, что устояла от неимоверного соблазна поддаться страсти в ту ночь, когда умерла миссис Браун. Она увидела в этом предостережение свыше. Плотские удовольствия сына и сиделки в момент смерти матери — может ли быть что-нибудь ужаснее…
Она читала письма Луизы Тайлер, которые хранила миссис Браун. Это были послания поклонников, письма детей — Гарри и Джеки, написанные ими из скаутского лагеря, холодновато-нежные открытки мужа Ларри Брауна, присланные почти из всех стран мира, где он побывал в деловых поездках. Перед Кэтрин, как на сцене, проходила вся яркая жизнь Луизы Тайлер и миссис Браун. Тут были и страстные любовные письма, написанные, казалось, в ответ на такие же страстные признания самой Луизы Тайлер. И эта ее тайна ушла в могилу вместе с некогда прекрасной женщиной, обожаемой многими мужчинами.
— Мисс Сарпл, вас приглашают в гостиную, — проскрипел голос дворецкого, сунувшего нос в комнату, где сидела Кэти.
Девушка недоуменно вскинула брови, но встала и направилась по коридору. В холле она увидела Гарри, жестом приглашающего ее пройти в гостиную. Она смутилась и, ничего не понимая, вошла в комнату, где сидели адвокат и нотариус.
Кэтрин села за стол на место, указанное адвокатом. Гарри разместился напротив, ободряюще улыбаясь ей. Чуть склонив голову, адвокат обратился к Кэти:
— Мисс Сарпл, в завещании, составленном по воле миссис Браун 26 июля сего года и заверенном нотариусом Сэмюэлем Брайаном, есть строки, касающиеся вас.
Кэти молчала, глядя на нотариуса, который бесстрастно читал:
