Было около десяти вечера. Они поднялись на лифте на последний, пятый этаж. Жозеф приложил палец к губам и велел следовать на цыпочках за ним. Они проследовали в самый конец коридора и остановились перед закрытой дверью. Жозеф вытащил из кармана дубленки отвертку и, использовав ее как отмычку, через пару минут открыл дверь. Они шагнули в темноту, повеяло холодом. Жозеф закрыл дверь и в полной темноте нашел плечи Элен. Он прижал ее к себе и выдохнул:
– Как я по тебе соскучился…
Они нежно касались друг друга губами… Наслаждаясь этими легкими прикосновениями, они как будто настраивались на общую волну, постепенно освобождаясь от всего, что отвлекало их почти сутки от мыслей об их любви. И наконец их губы жадно соединились в долгом поцелуе. На лестнице было темно, их ласки становились все более страстными и требовательными.
– Пойдем к тебе, – умоляюще сказал Жозеф. – Я не вижу твоего лица, я хочу целовать тебя всю, как тогда, я хочу тебя всю…
– Милый мой… – Элен пыталась увидеть его лицо, но он опять стал целовать ее губы, не давая произнести ни слова.
– Я знаю, что ты хочешь сказать. У нас все впереди, подождем еще немного, – горячо и весело произнес он.
Он оторвался от нее, затем нащупал перила крутой лестницы, ведущей наверх, и, подняв руки, уперся в тяжелую крышку чердака, выходящего на крышу гостиницы, постепенно поднимая ее. Пропустив вперед Элен, Жозеф вышел вслед за ней и закрыл крышку, поставив на нее тяжелый стол, валявшийся на чердаке, чтобы никто, даже случайно, не нарушил их уединения.
Оказавшись на крыше, оба не смогли сдержать вздох восхищения. Перед ними открывалась круговая панорама заснеженных вершин, освещенных мистическим серебристо-фиолетовым светом все еще скрытой дымкой луны. Чуть ниже причудливого зигзага хребтов клубился первозданный хаос облаков. Такой вид гор иногда открывается с борта самолета. Но здесь, на крыше гостиницы, они наблюдали облака, которые находились чуть ниже, чем они. В облаках было все: нижние подъемники, площадка перед гостиницей. Облака спустились на уровень четвертого этажа. Тем, кто видел их снизу, они казались, наверное, плотным туманом…
Было довольно холодно. Жозеф раскрыл одеяло, предусмотрительно взятое Элен. Они завернулись в него и, словно сиамские близнецы, одновременно сели на скамейку, стоявшую под навесом.
– Признавайся, ты уже бывал здесь с женщиной? – Элен беззащитно посмотрела на Жозефа.
– Нет, с женщиной не был. Был мой приятель Робер. Он и показал мне этот проход. На всякий случай. – Серо-голубые глаза Жозефа блеснули в темноте.
Элен прижалась к его широкой груди и тихо сказала:
– Я не ревную тебя к тем, кто был до меня. Мы же искали друг друга, а когда ищешь, встречаешь разных людей, и при этом что-то происходит. И я наконец нашла тебя…
– Да, малышка. – Жозеф еще крепче прижал ее к себе. – Я буду тебе настоящим мужем – верным и любящим – всю жизнь. Надеюсь, ты не будешь возражать?
Элен вытащила руку из одеяла, обняла его за шею и прильнула к теплым губам, ставшим необыкновенно родными.
Затем она уткнулась в его теплую шею, наслаждаясь любимым запахом. Стало холодно. Элен снова спрятала руки под одеяло. Жозеф взял в свои большие ладони ее замерзшие пальчики, и они замерли, фея друг друга теплом и любовью.
– Неужели так бывает – любящим всю жизнь? – с грустью спросила Элен. – Ведь любовь со временем проходит.
– Бывает, – убежденно сказал Жозеф. – Настоящая любовь – как талант. Она встречается редко. Но поверь мне, мы с тобой будем любить друг друга всю жизнь.
– А вдруг я тебя разлюблю? – с сомнением спросила Элен.
– Я буду любить тебя так, что ты не сможешь меня разлюбить, – спокойно сказал Жозеф. – Мы станем одним существом, части которого не могут существовать друг без друга.
– Я где-то читала, – помолчав, начала Элен, – что мужчины и женщины по своему психологическому типу делятся на родителей и детей. И когда они вступают в брак, хорошо, если пару образуют, например, женщина-мать и мужчина-ребенок или, наоборот, женщина- ребенок и мужчина-отец. Тогда супруг-родитель относится к другому супругу, как к ребенку. Забота о нем – его естественное состояние, ему даже приятно прощать мелкие прегрешения и капризы. А супруг-ребенок смотрит снизу вверх на супруга-родителя, уважая и боготворя его.
Брак бывает также удачным, если женятся мужчина-отец и женщина-мать. Тогда каждый относится к своей половине, как к ребенку. Но плохо, когда мужем и женой становятся женщина-ребенок и мужчина-ребенок. В этом случае они остаются одинокими и беззащитными. Бывает, что кто-то из них пытается взять на себя роль родителя, но у него это плохо получается, хотя ему кажется, что он справляется. Однако все равно глубоко внутри он чувствует себя несчастным. Это как у меня с Биллом. Играя роль жены-матери, я глубоко внутри была несчастна.
– А я отношусь к типу мужчины-отца, – заметил Жозеф. – Я и к своим больным отношусь, как к детям, даже к старикам… Когда у нас с Софи родился сын, я занимался с ним больше, чем мать. Я всегда вставал к нему по ночам, даже если в предыдущую ночь дежурил в клинике. Но в семь месяцев ребенок умер от дизентерии.
Жозеф помолчал, потом продолжил:
