— Перерыв, — сказал худощавый и снова протянул мне сигарету. Пока я курил ее, слышно было только тиканье будильника. Я попытался вспомнить, в каком спектакле были задействованы эти часы, в голову приходило “Много шума из ничего”, хотя там они точно не могли быть задействованы.
— Очень уютная квартира, — сказал коренастый, когда я потушил окурок.
— Да, — сказал я.
— И обставлена мило.
— В основном декорации, — сказал я. Мне показалось, где-то я это уже слышал. Вряд ли мы сидим тут, чтобы рассуждать о ворованных декорациях.
— На пятьсот франков в месяц вполне можно прожить.
— Да, я уже сказал, что можно.
— Даже вдвоем.
— Я уже говорил, можно вдвоем.
— Перерыв, — эхом вмешался худощавый. На этот раз я не взял сигарету. Мы молчали, я злился, поскольку никак не мог вспомнить, в каком спектакле служил реквизитом этот будильник. Меня раздражало, что мы никак не закончим положенные формальности. Я чистосердечно во всем сознаюсь и затем получу пожизненное, или пятнадцать лет, в любом случае я не стану ничего отрицать.
— Очень уютная квартира, — сказал коренастый. Мне ужасно хотелось встать и сказать, пойдем, но я знал, что нельзя этого делать. Еще мне пришло в голову, что я не могу сказать двум палачам то заветное слово, которое сказал Эстер на мосту Свободы пять лет назад.
— Зачем вы спрашиваете? — выпалил я.
— И обставлена мило.
— Мы уже это обговаривали, здесь только декорации.
— На пятьсот франков в месяц вполне можно прожить.
— Чего вы хотите? — спросил я у второго, но тоt не ответил. Он пил кофе из маминой кружки, его серые сверла сверкали, он молчал.
— Даже вдвоем, — сказал коренастый.
— Конечно, даже вдвоем. Если пересчитать на наши деньги, выйдет, что примерно столько здесь платят врачам, — сказал я.
— Перерыв, — сказал худощавый и поставил чашку на стол.
— Какой еще перерыв! Скажите, чего вы хотите, и пойдем наконец, — сказал я и хотел встать, но старший по рангу кивком головы показал, что еще не время, и я не двинулся с места. Снова воцарилась тишина, мы сидели и слушали, как тикает будильник.
— Очень уютная квартира, — снова начал он.
— И обставлена мило, и несомненно, на пятьсот евро в месяц вполне можно прожить. Сколько еще будет продолжаться весь этот бред?
— И обставлена мило, — сказал он.
— Прекратите вы когда-нибудь? Вы что, дураки, или меня за дурака держите?
— На пятьсот франков в месяц можно прожить.
— Да! Мы отлично жили на пятьсот франков в месяц! Хватало на дрянную косметику и огнетушители! Вполне обходились! Все в шоколаде!
— Даже вдвоем.
— Перестаньте, вы, скотина!
— Перерыв, — сказал худощавый и протянул мне сигарету. Я отказался, поскольку у меня начинали сдавать нервы. Я попытался взять себя в руки, я понял, что нельзя терять самообладание. Чего бы они ни хотели, надо оставаться непроницаемым. Это была ошибка, я не ответил на вопрос. Да, это была ошибка. Я попался в ловушку. Я принимаю их правила игры.
— Уютная квартира, — снова заладил коренастый.
— Да, сказал я.
— И обставлена мило.
— Мне самому нравится, хотя это только декорации, — сказал я.
— Но на пятьсот франков в месяц можно прожить.
— Да, вполне можно, — сказал я.
— Даже вдвоем.
— Естественно, даже вдвоем, — сказал я.
— Перерыв, — сказал худощавый. Я курил сигарету, слушал будильник и чувствовал, сейчас все прошло как надо. Единственная ошибка в том, что я отвечал немного другими словами, чем в первый раз. Затем я подумал, наверно, они сами уже не помнят, как я отвечал сначала, и решил придерживаться последнего образца.
— Уютная квартира, — сказал он.
— Мне самому нравится, хотя это только декорации, — сказал я, но тут же понял, что ошибся, поскольку эту реплику я должен был произносить после второй фразы. Я попытался скрыть замешательство и снова сосредоточился.
— И обставлена мило, — сказал он.
— Мне самому нравится, хотя это только декорации.
— На пятьсот франков в месяц можно прожить.
— Да, вполне можно.
— Даже вдвоем.
— Даже вдвоем. Перерыв, — сказал я, и понял, что окончательно все испортил. Напрасно я продумывал стратегию. Эту фразу должен был произносить худощавый, поскольку он здесь командует. Я не могу приказывать, когда делать перерыв.
— Перерыв, — сказал худощавый, словно ничего не случилось. Мне было бы легче, если бы он как-то отреагировал. Если бы, скажем, он не дал сигарету. Потом я подумал, наверняка скоро конец, они ведь тоже люди, они сами долго не выдержат. Даже хорошо, что мы делаем эти перерывы, по крайней мере, можно сосредоточиться, но тут он опять начал.
— Уютная квартира.
— Да.
— И обставлена мило.
— Да, но это только декорации. Дальше.
— На пятьсот франков в месяц вполне можно прожить.
— Да.
— Даже вдвоем? — спросил он. Я уже собирался ответить, да, как вдруг меня пронзила мысль, что он всегда просто говорил это, а не спрашивал. До сих пор он ничего не спрашивал. До сих пор не было ни одного, черт побери, вопроса. Я почувствовал, что они заманили меня в ловушку, что они хотят вымотать меня, взять измором, и не ответил им, как полагается, а начал орать: нет! на двоих не хватало! я ничего не делал! прекратите наконец, вы, козлы! — и тому подобное.
— Перерыв, — сказал худощавый, когда я успокоился и извинился. Я получил сигарету и хотел спросить, могу ли я выпить воды, но не осмелился.
— Уютная квартира.
— Да, — сказал я.
— И обставлена мило.
— Спросите что-нибудь, — сказал я. — Я не понимаю вас. Спросите, и я отвечу, если смогу.
— На пятьсот франков в месяц можно прожить.
