— Хо, хо! — раздалось в той стороне, где зверски скручивал седую эспаньолку французский коммерческий агент генерал де Марелль.
Доктор продолжал мягко:
— Я остановился на выяснении этого вопроса только для того, чтобы указать, насколько… опрометчиво поступили вы, сударыня, бросив мне в лицо обвинение в отсутствии чести.
Коренастая фигура полковника качнулась над пюпитром трибуны. Молоточек забил энергичную дробь.
— Возлюбленные братья! Мы снова рискуем уклониться в сторону. Брат Тшерни с откровенностью, достойной э… э… всякого уважения, высказал свой взгляд на деятельность нашего общества. Последний вопрос: что побуждало брата оставаться в наших рядах?
Доктор Чёрный минуту помедлил, — можно было предположить, раздумывал, отвечать ли вообще на этот вопрос, — сказал медленно, взвешивая слова:
— Высокий девиз общества, налагающий на каждого обязанность бороться против извращения его в жизни.
— Ах так? Смело, хотя несколько… туманно. Но это к лучшему. Это даёт мне право сразу поставить на обсуждение почтенного собрания вопрос… — полковник с торжественным видом откинулся назад, проскандировал громко, стукая по доске пюпитра ребром ладони: — Желательно ли дальнейшее присутствие в рядах нашего общества члена со столь ярко выраженной, гм… э… э… собственной инициативой? Желающих ответить утвердительно прошу поднять правую руку, отрицательно — оставаться на месте.
Полковник крепко сцепил крючковатые пальцы на животе, откинулся в кресле и с видом лица незаинтересованного возвёл глаза к потолку.
Пожилая дама с седой шевелюрой, не скрывая ненавидящего взгляда больших выпуклых глаз, демонстративно по-наполеоновски скрестила на груди толстые руки. Внезапно с испугом обернулась к своему питомцу в туземном костюме.
Вундеркинд, печально глядя своими огромными серьёзными глазами, высоко поднял тонкую смуглую руку, обнажённую выше костистого локтя.
Полная дама, разом утеряв спокойную важность, порывисто наклонилась к его уху, что-то возмущённо зашептала, оттопыривая толстые губы, положила на худое плечо ребёнка тяжёлую руку.
Смуглый ребёнок не опускал поднятой руки, слушал с чуть заметной мягкой улыбкой взрослого, тихо, но решительно покачал гладко причёсанной головой.
Бледные мисс в передних рядах долго шептались, критическими взглядами окидывали невысокую стройную фигуру обвиняемого, его бледное лицо с тёмными усами, встретили, наконец, взгляд его синих глаз, сразу решились, потихоньку одна за другой потянулись вверх тонкими пальчиками.
Из офицеров не подняли рук трое в чудовищных ботфортах, с рыжими котлетками, будто гуммиарабиком приклеенными к лоснящимся щёкам, с низко придавленным затылком с огромными челюстями, туго прижатыми высоким воротником.
«Братья» в туземных костюмах, ютившиеся в задних рядах, подняли руки поголовно.
Чета де Мареллей, подняв руки, повернулась к доктору с ободряющей улыбкой. Генерал от полноты чувств даже пальцами поднятой руки перебирал, будто коршун, готовый кинуться на добычу.
Полковник нашёлся.
— Возлюбленные братья! Очевидно, меня не поняли. Кто за исключение брата, брата заблудшего, не оправдавшего наших надежд, не поднимает рук. Во избежание недоразумений вношу поправку, за исключение оставят руки поднятыми вверх.
С густым шорохом вытянутые руки упали. Генерал де Марелль по привычке потянулся к своей эспаньолке, но тотчас спохватился, принялся растирать опущенной рукою коленку с таким ожесточением, будто она была у него больно ушиблена.
Полковник пересчитал руки.
С кислой улыбкой отнёсся в сторону доктора:
— Могу э… э… поздравить возлюбленного брата. Несмотря на очевидное…
Доктор Чёрный перебил сухо:
— Виноват. Я спешу выразить свою благодарность братьям за их поддержку и симпатии. Спешу потому, что я… — голос доктора зазвучал металлическими нотками. — Я не считаю себя членом общества, к руководителям которого я перестал чувствовать уважение. Письменное заявление направлено мною в Адиар ещё вчера с утренней почтой.
VIII
— Что скажешь, Желюг Ши? — спросил доктор Чёрный.
Стол, за которым он сидел, можно было бы назвать письменным, если бы не был он так завален брошюрами, папками, футлярами из-под каких-то странных и сложных приборов, плотно закупоренными пробирками с жидкостями всех цветов радуги, мутными и прозрачными.
Доктор отодвинул тяжёлый микроскоп с анализатором, откинулся на спинку кресла.
Шофёр съёжил скуластое пергаментное лицо, с усилием вымолвил по-русски:
— Она пришёл.
Доктор по просьбе тибетца давал ему дома возможность практиковаться на незнакомом языке. Поощрительно улыбнулся, переспросил так же по-русски:
— Кто «она»? Откуда? Зачем?
— Она, баришна… мисс, — шофёр не сладил, перешёл на английский язык, доложил быстро и коротко: — Приехала высокая мисс и «литтл-мистер», — шофёр показал на четверть от пола. — И с ними высокий лорд, седой и такой важный… как бонза.
Шофёр угрожающе оттопырил губы, совсем спрятал глаза в складках пергаментной кожи. Фамильярно прибавил:
— Вы не приказали никого принимать нынче, сэр.
— Да карточки-то они тебе передали?
Тибетец вытянул из-за спины крепко зажатый кулак, протянул скомканный листочек картона, сказал соболезнующе:
— Доктору опять не дадут работать.
Но доктор спешил развернуть смятую карточку, укоризненно закачал головой; шофёр осведомился со сконфуженным видом:
— Желюг Ши сделал глупость?
— А он уже спровадил гостей? — ответил в тон доктор вопросом.
— Пока нет; ждут у калитки. Машина «бенц».
— Значит, Желюг Ши только мог сделать глупость, — доктор улыбнулся. — Пусть Желюг Ши всё-таки почаще вспоминает, что мы с ним не в Гималаях, не в монастырской библиотеке… Скорее пусти машину во двор. Проси гостей сюда, в кабинет. На веранде сыро. Ты знаком? — доктор протянул визитную карточку кому-то через стол, в тёмный угол, плотно прикрытый тенью абажура.
Оттуда негромкий мужской голос ответил по-французски с чуть заметным акцентом:
