алименты получать будет с официальной зарплаты. Такая перспектива Машку ну никак не устраивала. А, собственно, какое ей дело, с кем он спит? Ее не обижает, не пьет, не бьет, все в семью несет. А если даже и не все? Ей-то по-любому хватает. Попробовала было себе любовника завести. Переспала пару раз, а потом противно стало. Будто ей попользовались и выбросили. Девка она была видная, все говорили, на Софию Ротару похожа: решила себя уважать да и не рисковать. Узнай Кузьмичев, мало не покажется…
А вот когда Володю арестовали, Маша поняла, что любит его до безумия. И не за деньги, а просто вот любит, и все! Но друзья-партнеры Володины от забот о несчастном муже ее отстранили, сказали, сами, мол, все организуем. Ты жди и Тимофея поднимай. Больше от тебя ничего не требуется. Казалось бы, слава богу! Но Маша изнывала от своего неучастия в Володиной беде. С кем-то ходила разговаривать, что-то пыталась узнать. Когда следователь ее вызвал, так прямо ему и заявила: поможешь мужу — буду с тобой спать. Тот пару раз попользовался, а потом объявил: „Ничего поделать не могу, начальство давит!“ Машка, терять-то нечего, говорит, так давай я и с начальником твоим трахнусь. А следак смеется: „Начальник-то у меня баба!“
Поэтому, когда Михаил, давняя Володина „шестерка“, сказал, кто будет защищать Володю в суде, Маша сразу захотела с Осиповым познакомиться. Может, хоть ему от нее что-нибудь понадобится. Маше так важно поучаствовать в судьбе любимого мужа.
Отдых в Елино пролетел незаметно. Даже, скорее, заметно плохо. Если не гуляли, Вадим все время копался в бумагах, доставшихся ему от предыдущего адвоката, что-то выписывал, составлял списки вопросов, неточностей, ошибок. Когда жена пыталась заговорить, огрызался. Словом, у Лены настроение было испорчено, а Вадим скорее не отдыхал, а мучился удаленностью от Москвы и данным жене обещанием до конца отдыха больше в город не ездить. И так из первой поездки вернулся через 6 часов. При Лениной способности ревновать его даже к фонарному столбу задерживаться явно было лишним. Но вроде поверила, что долго в Бутырке просидел. Да и как не поверить, когда за время, проведенное с Кузьмичевым, вся одежда тюрьмой провоняла. С таким ароматом к бабе не поедешь, разумно рассудила Лена. По крайней мере, к приличной бабе.
Через два дня после возвращения в Москву Осипова вызвал Феликс. Вадим сразу отметил — что-то с Феликсом не так Он был не мрачен, но как-то слишком серьезен. Да о чем там говорить! Вадим вдруг сообразил: впервые за все годы Феликс при его появлении встал из-за стола и, сделав несколько шагов навстречу, первым протянул руку:
— Садитесь, Вадим. Надо поговорить.
Напротив стола Феликса, в углу, стояло кресло. Не конторское, а глубокое, с высокой спинкой. Сидя в таком, удобно футбол по телевизору смотреть, а не беседу с адвокатом вести. Дальше же, в рядок вдоль стены, располагались четыре самых обычных деревянных стула с жесткими сиденьями, обтянутыми доисторическим дерматином.
С креслом была связана одна давняя история. Все „старики“, попадая в кабинет к Феликсу, всегда впрыгивали в него. И беседу вели развалившись, положив ногу на ногу. Показывая тем самым, что хоть Феликс и заведующий, но они ему не подчиненные. Как-то, когда Вадим уже года два проработал в консультации, Феликс, приглашая его присесть, показал рукой на кресло. Знак расположения. Но Вадим, поблагодарив, опустился на стул. Феликс выразительно поднял бровь — его фирменная гримаса недоумения. Вадим же спокойно объяснил: сидящий во время разговора ниже собеседника изначально оказывается в проигрышном положении. Закон психологии. Феликс тогда, возможно, впервые посмотрел на Вадима с уважением. Ничего не сказал. А месяца три спустя так, невзначай, в разговоре бросил: „Вы же, как я понял недавно, психологию изучали за пределами вузовской программы. Впрочем, как и я“. Ну а потом, разумеется, стал в очередной раз отчитывать Вадима за какой-то мелкий просчет, не упустив случая присовокупить: „Психологию изучали, а главного так и не поняли“.
На сей раз, когда Вадим сел на стул, Феликс занял соседний, а не вернулся на свое место за столом. Вадим понял, что происходит нечто совсем из ряда вон.
— Я хочу поговорить с вами о Кузьмичеве. О деле Кузьмичева. — Феликс говорил тихо, немного наклонившись к Осипову, почти шепотом.
— А вы уже в курсе? — изумился Вадим.
— Ну когда вы наконец повзрослеете, Вадим Михайлович? — раздраженно прошипел Феликс. — Вы же заключили соглашение на ведение дела. Так что, по-вашему, я карточки подписываю не глядя? Или может, вы предполагаете, что я на фамилию Кузьмичева не отреагирую?
— Не сообразил, — покаянно признал Осипов.
— Я вам больше скажу. — Досада Феликса быстро прошла. В серьезном разговоре не до эмоций. — Со мной беседовали прежде, чем к вам обратились. Я посоветовал, честно говоря, Тадву. Но клиенты посчитали, исходя, видимо, из первого неудачного опыта, что им, уж извините, нужен адвокат без такого громкого имени, как у Гарри. Я, признаюсь, думал, что либо вам ума хватит отказаться, либо они передумают. Но что выросло — то выросло.
— А что плохого в том, что я принял поручение? — Вадиму было неприятно, что Феликс вместо поздравления с таким успехом начинает опять незнамо за что его отчитывать.
— Первое — вы заломили безумный гонорар! — Глаза Феликса сузились и превратились в два маленьких буравчика. — Не по Сеньке шапка!
— А откуда вы знаете какой?
— Вам не кажется, Вадим Михайлович, что вы слишком часто спрашиваете, „откуда я знаю“? — Феликс постарался передразнить интонацию Вадима. — От верблюда! Привыкните наконец, что я знаю все! Х…й бы я пятнадцать лет просидел на этом месте, если бы не знал всего, что происходит с моими адвокатами.
Вот теперь Вадим испугался не на шутку. Он не только сам никогда не слышал, чтобы Феликс матерился, но, согласно легенде, ходившей в консультации, заведующий не выругался даже, когда электрик свалился на него вместе со стремянкой, сломав, между прочим, ему ключицу. Интеллигентность речи Феликса, если считать таковой отсутствие мата в словарном запасе, была одним из фирменных знаков консультации.
— Извините! — тут же спохватился заведующий. — Но вы меня сами спровоцировали.
— Ничего, — тупо отозвался Осипов.
— Так вот! За такой гонорар клиент, как правило, ждет чуда! А по делу Кузьмичева его не будет. Никогда! Ни при каких обстоятельствах!
— Но я же им объяснил — от меня мало что зависит! По крайней мере, результате первой инстанции! — Оправдания Вадима звучали неубедительно.
— „Я же объяснил“, — опять раздраженно передразнил Феликс. — А когда дело закончится, они почему-то забудут, что вы им „объяснили“! И потребуют возврата!!
— Ну, Феликс Исаакович, коли вы все знаете, то должны знать и то, что у меня еще ни одного возврата не было! — Теперь уже разозлился Вадим.
— Знаю. Это правда, — вынужденно согласился Феликс.
— И не потому, что, как некоторые, я отказываюсь возвращать. — Это был прозрачный намек на еще одну легенду консультации. Говорили, что Феликс принципиально не возвращает гонорары, если клиенты даже и настаивают. Феликс мог себе это позволить. И потому, что назначал гонорары всегда адекватно своему имени, и потому, что работал на совесть. А если клиента не устраивает результат, то он не виноват. Феликс никогда никаких обязательств, кроме добросовестной работы по делу, на себя не брал. И потом — жаловаться
