полные пятки стекол.
Море было прохладным, даже скорее холодным, успев растерять всю дневную теплоту, и с размаху бросившись в воду, Наташа взвизгнула, окунулась с головой, вынырнула и поплыла прямо вперед, на бледно-желтую полную луну, и вода плескалась вокруг, словно жидкое серебро. Проплыв метров десять, она перевернулась на спину, разглядывая крупные, низкие, чистые звезды.
— Хорошо, правда? — негромко произнес Слава рядом, и сквозь пелену отрешенного умиротворения Наташа почувствовала прикосновение его плеча. — Разве сейчас скажешь, что на дворе двадцать первый век? Смотри, дворцы, звезды, скалы, тишина — никакой современности — сказка! Я почти готов поверить, что где-то здесь, в глубине, живут какие- нибудь удивительные существа — какие-нибудь нереиды, Тритоны… кто там еще… хотелось бы поверить.
— Странно, Слава, ты вроде взрослый человек, такой весь рациональный и реалистичный, а вдруг рассуждаешь о сказках, — пробормотала Наташа, согнула ноги и ушла под воду. Перекувыркнувшись в рое серебряных искр, она вынырнула и воскликнула: — Господи, до чего же здорово! Знаешь, в детстве я мечтала жить в море, провести в нем всю жизнь. Каждый раз, когда меня приводили на пляж, я уплывала очень далеко и ни за что не выходила сама. Мать из сил выбивалась, гоняясь за мной, чтобы вернуть на берег.
— А сейчас? — спросил Слава небрежно, и ей показалось, что он даже не слышал сказанного. Наташа быстро глянула на него, усмехнулась и вдруг, бросив тело вперед резким гребком, быстро поплыла прочь, туда, где море сливалось с бархатистым небом.
Она не плавала уже давно, но тело слушалось так же, как и раньше, вода послушно расступалась перед рассекающими ее ладонями и странно — сейчас рука совсем не болела. Вода уже не казалась ей холодной — она была мягкой и освежающей, и из-под пальцев летели крошечные фосфоресцирующие искры. Наташа плыла быстро и уверенно, и ей чудилось, что луна становится все ближе и ближе, и скоро она сможет протянуть руку и дотронуться до ее ледяной бледно-желтой поверхности. Но тут кто-то схватил ее за щиколотку и дернул назад, отчего Наташа окунулась с головой. Отплевываясь, она повернулась и звонко шлепнула Славу по плечу.
— Ну ты что, нельзя же так!
— Я же говорил! — он засмеялся. — Вот и поймали одну нереиду!
— Ты поймал чудовище, — тихо ответила Наташа, — и убей бог, если я знаю, зачем оно тебе. Славка, ты же нормальный взрослый мужик — на кой черт тебе все это нужно?! Будешь вечно пытаться охранять от меня людей? Зачем ты здесь?
— Зачем? — Слава чуть повернулся, так что его лицо превратилось в тень, положил ладонь Наташе на плечо и легко потянул ее к себе, и она послушно подалась вперед, вдруг отчаянно испугавшись чего-то и слегка задрожав. — Действительно, зачем? А? Кто ответит? Кого спросить? А разве это так важно — искать всему причину?
Его ладони легли ей на щеки, скользнули к вискам и пальцы вплелись в мокрые, спутавшиеся волосы, и Наташа вздрогнула, чувствуя, как ее глаза закрываются против воли. Она слегка качнулась, окунувшись по подбородок, но упругая вода тотчас толкнула ее обратно, словно не давая сбежать.
— Ты должен заниматься своей жизнью, — пробормотала Наташа едва слышно.
— Это я и делаю.
Ничего больше не говоря, Слава притянул ее к себе, и на мгновение она наконец увидела его глаза, в которых серебрились лунные отсветы, смешавшись с особым зовуще- повелевающим выражением, предназначенным только для одного человека — для нее, и Наташины губы послушно и уже нетерпеливо раскрылись навстречу его губам. Это был уже не тот легкий, утешающий, ничего не требующий поцелуй, которым они обменялись когда-то на балконе на виду у Дороги, — это было нечто совершенно другое, не требующее вопросов, но требующее продолжения, повторения, абсолютного растворения… и подобрать этому определение было нельзя. Наташа уже не думала — правильно это или нет, смотрят ли на нее призраки и что будет потом. Ее купальник развязался словно сам собой, и дальше она не чувствовала ничего, кроме близости разгоряченного тела, которое море уже не могло остудить, и огонь в холодной воде разгорался все сильнее, поглощая чей-то невесомый шепот и далекие вздохи, и море покачивало их на огромной серебряной ладони, все ближе и ближе придвигая пустынный заждавшийся берег.
На этот раз, пока Слава был в отъезде, Наташа сдержала свое обещание, не нарисовав ни одной картины, хотя теперь ей уже и не обязательно нужно было бродить по берегу, выискивая натуры, — двое пришли к ней сами как к некоему целителю и попросили о помощи. Наташа, с трудом пересилив себя, отослала их на неопределенный срок, отговорившись нездоровьем, но данные все же взяла, при этом с легкой тревогой подумав, что начинает приобретать ненужную популярность. Хотя, скоро ведь все равно придется отсюда уехать — вновь пошли чередой притаившиеся было на время коварные крымские шторма, и море, недавно такое мирное и ласковое, изо дня в день ревело в безумной ярости, и высокие волны хлестали по берегу, вгрызаясь в него и уволакивая откушенные куски. То и дело начинал неопределенно моросить серенький осенний дождик, отчего все вокруг становилось бесконечно скучным и неприглядным. Сезон заканчивался, «Сердолик» и соседние дома отдыха начали пустеть, и часть жителей поселка тоже складывала вещи, собираясь на зимние заработки. Воздух терял мягкую теплоту, в нем уже проскальзывали холодные иголочки, и Наташе пришлось съездить домой за вещами. Приехав утром, она осталась в городе до вечера и, не удержавшись, решила немного погулять и проверить, как раньше, дорогу. Вначале она вела себя, словно вор, крадущийся в темноте по чужой квартире, потом осмелела и даже отправилась к Людмиле Тимофеевне, считая своим долгом проверить, все ли в порядке с ее сыном. Ковальчук встретила ее довольно приветливо и даже предложила бокальчик вина. Борьки дома не оказалось, но, как она сказала, у него все хорошо, он поглощен учебой, к автоматам и близко не подходит, у него появились друзья, правда…
— Валерка говорит, что он стал какой-то не такой… но я ничего не заметила. Впрочем, Валерке вечно что-нибудь мерещится… а вы, все-таки, может как-нибудь посмотрите его. На всякий случай.
Наташа пообещала, и Людмила Тимофеевна, окончательно придя в хорошее расположение духа, сообщила, что с тремя другими клиентами все в порядке, жизнь у них вроде наладилась и, уже зная, что Наташа к этому причастна, передают ей привет и благодарность. А Света (миловидная девушка, свирепая в недавнем прошлом) и Илья Павлович (скупой толстячок) в конце октября снова собираются в Крым — Илья Павлович по делам, а Света просто так. Они просили узнать — если Наташа не против, могут ли они ее навестить? Наташа согласилась — во-первых, ей было до крайности интересно посмотреть, что с ними сталось, а во-вторых…
После того, как уехал Слава, одиночество навалилось на нее с неожиданной силой, и Наташа не находила себе места в пустом затихшем доме. В этот раз она скучала по Славе куда как сильнее, чем раньше; жажда работы и разбушевавшиеся чувства, которые, как ей казалось после расставания с Пашей, будут находиться во власти вечного штиля, раздирали ее на части, и она запутывалась все больше и больше. «Люблю!» — думала она, но спустя минуту говорила себе: «Нет, не люблю!», и через какое-то время отрицательная частица снова исчезала; «Нужно все-таки поработать», — решала она, но вскоре отказывалась от этого решения. Сидя дома, ходя за продуктами, гуляя по мокрому лесу или по пустеющим пляжам, Наташа упрямо и безнадежно тасовала свои мысли, словно карты, выкладывая из них бесконечный пасьянс. По ночам ей снова начали сниться кошмары, и она просыпалась в
