на противоположную стену, где висел портрет молодой женщины с красивым и властным лицом, закутанной в длинный тонкий синий плащ так, что казалось, будто под ним ее тело было совершенно обнаженным. Виктор Валентинович проследил за его взглядом и рассеянно кивнул.
— Да, только так. Хорошая работа, ей семь лет… Вот поэтому я и не могу понять, почему такой удивительный дар достался какой-то глупой девчонке?! Как вышло, что одна из страшных сил Искусства сосредоточена в ее руках. Надеюсь, я пойму это, когда увижу ее. А ты-то теперь понимаешь, почему я сразу тебе поверил, когда ты рассказал мне о ней и о себе?
— Потому что у тебя уже был Литератор, — пробормотал Сканер, глядя на огромный глобус. Виктор Валентинович небрежно махнул рукой.
— Литератор!.. Это совсем другое. Литератор — обычный убийца — он не создает, а только разрушает, хотя и тоже с помощью Искусства. А она создает — потрясающие картины и новых людей. Как бы я хотел повесить здесь хоть одну из картин, которые ты мне привез… но во-первых, это самоубийство, а во-вторых, здесь для них я не нахожу места. Здесь все светлое, чистое, а ее картины темные. Интересная перспектива… они очень напоминают мне средневековые произведения… и тем, что их фантастичность неразрывна со смыслом, и тем, что… они словно опрокидываются на тебя, сходятся на тебе, даже предусматривают твое движение, так что ты становишься их частью, и внушают тебе себя. Да, у живописи огромная сила, я всегда это знал, я ждал… То, что описал Уайльд в своем романе «Портрет Дориана Грея»… А «В смерти — жизнь» Эдгара По? А то, что в реальности происходило с женой Сальвадора Дали?.. Власть Искусства огромна. Светлая и темная. У Чистовой — темная, хотя она пыталась сделать ее светлой, использовать во благо. Что ж, мы ей поможем — ты поможешь. Господи! — раздраженно воскликнул он. — Да что же ты никак не успокоишься?! Садись-ка! Только осторожно, не сломай кресло!
Виктор Валентинович отошел к небольшому шкафу, а Сканер рухнул на свое место, оттирая ладонью мокрую от пота шею. Мир вещей «кабинета» навалился на него, сжимая до размеров молекулы. Он не видел их. Он не видел ничего внутри них — ничего из того, что видел его собеседник и хозяин. Они были мертвы. Камень, металл, дерево… Вот люди — это совсем другое. Путешествовать внутри них было величайшим наслаждением — путешествовать и просматривать, словно открывая карту за картой в колоде их внутреннего мира, и запоминая порядок, и просчитывая, что будет, если… Но недавнее путешествие не доставило ему никакого удовольствия — он испытал только липкий животный ужас. А человек с сонными глазами, внутрь которого он заглянул, мгновенно его возненавидел. И отметил для себя как врага.
И он будет меня охранять?!
А Чистова? Он думал, что, забрав Новикова, они смогут получить доступ к остальным картинам, но Новиков который день без сознания и, вероятно, скоро умрет. А она? Вдруг она догадается?! Она уже начала многое понимать. А если она найдет его?! Ведь когда она взглянет на него, то поймет еще больше. А картин-то нету. Если бы они их нашли, все бы было просто и ясно, но пока их нет!
Она порвет картину!
Господи, зачем я все это затеял?! Лучше пошел бы в помощники к какому-нибудь известному дорогому психиатру. Вон в Штатах на хороших психиатров дикий спрос!
Ему необходимо было успокоиться, и он повернул голову. Виктор Валентинович шел к столу, держа в руках темную пузатую бутылку и две рюмки. Он поставил их на стол, наполнил прозрачной темно-коричневой жидкостью коньячок? очень, очень кстати! и повернулся, протягивая одну рюмку Сканеру, и тот автоматически поймал его взгляд своим, как недавно взгляд Схимника, вонзился в него и потек внутрь… и Виктор Валентинович, скривившись в гримасе ярости, выплеснул рюмку ему в лицо. Остро пахнущая жидкость впиталась в бинты, потекла по шее, и Сканер беспомощно заморгал, протирая заслезившиеся глаза.
— Не смей на меня смотреть! — заорал Виктор Валентинович и наотмашь ударил его по лицу. — Никогда не смей на меня так смотреть!!!
Тяжелая дверь стремительно отворилась, и в «кабинет» влетели перепуганные охранники и застыли, ошеломленно и настороженно оглядываясь в поисках опасности.
— Вон! — крикнул хозяин, и охрана поспешно исчезла. Сканер, съежившись на полукресле, продолжал тереть глаза. — Ну, ну, все, не хнычь, перестань, — голос Виктора Валентиновича зазвучал немного спокойней. — На-ка, выпей, — он налил рюмку заново и протянул Сканеру. Тот схватил ее, вышвырнул коньяк себе в рот и шумно выдохнул, и его рюмку тут же наполнили снова. — Ну, давай, успокаивайся!
— Прости, — пробормотал он слабо. — Прости меня.
— Прощаю, но в первый и последний раз — запомни! Никогда не смей внутри меня рыться! — Виктор Валентинович медленно выпил свой коньяк. — Огорчаешь ты меня, Сканер. Да успокойся, наконец, что ты трясешься, как баба?!! Ты ко мне сам пришел, по старой дружбе, доверился — я это ценю. Я ценю, что ты рассказал мне о ней и о себе, что картины и письма привез… но и ты цени мое доверие. Я, можно сказать, делаю тебя своим компаньоном, я тебе даже про Литератора рассказал — специально рассказал, чтобы между нами никаких недоразумений и недомолвок не было, по-тому и план мы разработали такой хороший, чтобы малышку нашу с толку сбить, чтобы вину на нее повесить… И если бы кретины эти в Крыму таких дров не наломали… тихо надо было, тихо…
— А Людка? — пробормотал Сканер. — А жена Измайлова? Вдруг она поймет? Она же их не рисовала!
— Да, тут конечно, оплошность вышла. Ничего, не поймет. Умерли и умерли. Когда ей было разбираться? Плохо, что мы остальные картины найти не можем — если б ты тогда сразу правильно все сделал… а теперь — Новикова колоть пока невозможно, Чистовой нет, остальных ее клиентов мы пока не знаем. Может, картины в Крыму, а может и в России где- то. А картины эти мне ох как нужны, особенно самая большая, с которой все и началось. Вот как будет их у меня много, тогда можно пару и в расход пустить, эксперимента ради, посмотреть, как их можно использовать в этом качестве…
Сотовый телефон, до сих пор безмолвствовавший, вдруг запищал резко и пронзительно, и Виктор Валентинович, оборвав фразу, сморщился недовольно, потом подошел к столу и взял трубку.
— Виктор Валентинович, извините, что беспокою, — произнес мягкий женский голос, — но он опять отказывается есть, пока вы не зайдете. Не могли бы вы…
— У меня важная встреча! — сухо сказал Виктор Валентинович. — Освобожусь не раньше, чем через полчаса.
— Но ведь он…
— Пусть потерпит — за полчаса еще никто от голода не умирал! — он положил трубку и налил себе коньяку. — Вот же паршивец! Все у него есть, все условия для человеческой жизни! По сравнению с тем, как он жил раньше, сейчас он бог! Еда, техника, компьютер последней модели — все! Но нет, ему еще и я нужен!
— Может, потому, что он одинок? — несмело предположил Сканер. — Все-таки…
— Какое одиночество?! Там все время кто-то есть… персонал, девчонки молоденькие. Или ты имеешь в виду одиночество другого рода? Нет, он вполне самодостаточен. Как только тебе снимут бинты, я вас познакомлю, и ты сам сможешь в этом убедиться. Только хочу сразу предупредить, знакомству этому ты рад не будешь, — Виктор Валентинович снова разлил коньяк по рюмкам. — Ну, давай, выпьем за твою новую жизнь. Проблемы твои последние сегодня решили…
— Уже? — глухо спросил Сканер, и его глаза блеснули между испачканными бинтами. —
