Глава 40
1
Спасение приехало к Климу и Эдди на танке. Огромный стальной ящик в заклепках снес ворота и подкатил к крыльцу. Гарь, лязг гусениц, на засыпанной снегом дорожке — черные ребристые следы. Из гремящего нутра выбрался человек в британской форме.
— Парни, тут наверняка есть печка! — заорал он по-английски и побежал к крыльцу. Следом из танка выбрались еще пятеро.
Эдди не мог поверить своему счастью — это были те самые ребята, которым он помогал устраивать показательный танковый бой для новороссийской публики.
— Откуда вы тут взялись? — спросил он, когда его понесли к танку.
Капитан Прайд объяснил, что английский поезд передвигался вместе с Добровольческой армией. По мере надобности танкисты спускали машины с платформ и гоняли красных. Танки наводили ужас на недавно мобилизованных деревенских мужиков, и серьезный бой приключился только один раз. Красные дрались с таким остервенением, что англичане диву давались: ну нельзя же с одной винтовкой на броню лезть! Столько людей положили… Потом из рассказа пленных выяснилось, что это были курсанты из Твери: их убедили, что танки у белых поддельные — крашенная под цвет стали фанера, ткни штыком — она и развалится.
Танки не могли передвигаться самостоятельно на длительные расстояния, поэтому они никогда не забирались далеко от железной дороги. Их берегли: машины дорого стоили, случись что — как их вывозить с поля боя? где чинить?
Танкисты жили в переоборудованных товарных вагонах, и там по ночам стоял жуткий холод. Капитан Прайд решил, что им нужна небольшая печка. Он издали увидел густой бурый дым, поднимающийся над деревьями, посмотрел в бинокль: вроде крыша дома с европейской архитектурой, значит, там может быть плита или камин, а не огромная печь, какие устанавливают в русских избах. Прайд велел машинисту остановить поезд и отправился на добычу.
— У нас не было настоящих дров, и Клим разжег в камине сломанную мебель, — объяснил Эдди. — Этот парень спас меня: сделал из камней болеадорас — такой аргентинский метательный снаряд. Он ими зайцев подбивал — они на наш огород прибегали.
Капитан Прайд долго тряс руку Климу.
— Cколько вы тут продержались?
— Не знаю. Мы давно потеряли счет времени.
Танкисты выломали камин из стены, довезли на танке до железной дороги и, разобрав крышу, поставили в вагон.
— Тепло будет, как у моей мамы в гостиной, — сказал Прайд. — А пулеметные инструкторы все задницы себе отморозят! Отказались нам помогать? Теперь мы их погреться не пустим.
Он вызвал Клима к себе:
— Где вы учили английский?
— Сперва дома с гувернером, потом в английской миссии в Тегеране, потом в Шанхае.
— Хотите нам переводить?
Прайд рассказал, что на прошлой станции им пришлось отдать под трибунал половину денщиков и переводчика после того, как выяснилось, что они продавали с поезда все, что плохо лежало, от офицерских ботинок до танкового двигателя системы «Рикардо».
— Беда у нас с переводом! — горячился Прайд. — Мы пытались русских нанимать — так они либо воры, либо языка не знают. Прислали нам эмигрантов-евреев с Ист-Энда[41] — еще хуже получилось: русские их так ненавидят, что отказываются с ними говорить, одного прямо на наших глазах застрелили. Тем нашим, кто в школе учил французский, еще повезло — они кое-как могут объясниться с русскими из благородных сословий. А мне-то что с этого? Я за всю войну только одну фразу выучил по- французски:
— Я не очень хорошо знаю военную терминологию, — признался Клим.
— Нам оно и не надо, — отмахнулся Прайд. — Это инструкторам приходится объясняться с русскими насчет устройства пулеметов. А у нас сейчас одна забота — нанять прачек, чтобы они штаны нам постирали: денщиков-то нет.
Клим подписал контракт и его поставили на довольствие.
2
Клим переводил Прайду депешу за депешей: Юденич на Севере разбит, Колчак оставил Омск. В середине ноября Красная армия взяла станцию Касторное — важный железнодорожный пункт. Стало ясно, что до Москвы белым не дойти.
В народе их называли «гастролеры»: они нигде не задерживались надолго. Налетят, перебьют красный гарнизон, соберут народ:
— Граждане, вы свободны, Россия спасена! — И дальше пойдут, прихватив добро, принятое от «благодарного населения».
Сколько раз Клим видел грандиозную, упоительную картину грабежа: солдаты бегали от вагона к вагону, сбивали прикладами замки, срывали пломбы.
— Братцы! Белье! Подштанники!
— А здесь артиллерийские хомуты!
— Седла! Седла! Зови наших!
Полковой батюшка колотил мародеров зонтиком:
— Не тронь! Грех это! Не сметь!
Его толкали в грязь.
Белые заставляли мужиков перевозить добычу и долго не отпускали их, уводя все дальше от дома. Денег не платили, коней не кормили. Иной готов был плюнуть и обменять свою хорошую лошадь на раненую, лишь бы вернуться в родную деревню. А там уже хозяйничал новый комиссар — присланный взамен повешенного:
— Граждане, ваши оковы пали, занимается утро нового дня!
Добровольцы теряли солдат и обрастали беженцами; люди везли скарб, гнали стада.
— Я не понимаю, почему мы не продолжили наступление на Москву, — пожимал плечами капитан Прайд. — Впрочем, командованию лучше знать.
Всё было видно невооруженным глазом: Добровольческая армия как предприятие обанкротилась. Ей не хватило ресурсов — ни материальных, ни человеческих.
Грустная нелепица: Первый корниловский полк захватил две сотни пленных, офицер выстроил их в шеренгу:
