Табличка на входе:
Клим хотел позвонить, но электрический звонок не работал. Он толкнул дверь, та распахнулась и чуть не ударила молоденькую горничную в темном платье.
— Здравствуйте, — проговорила она испуганно.
Он сунул ей в руки шляпу:
— Утро доброе. Я Клим Рогов, наследник.
Ее растерянность еще больше развеселила Клима.
— Беги, доложи хозяевам. И распорядись насчет чемоданов. Мариша все еще служит?
Горничная — кудрявая, темнобровая, большеглазая — смотрела на него как на восставшего из мертвых.
— Мариша в людской, — наконец выговорила она.
Клим прошел мимо нее по коридору. Новые обои в прихожей; голову лося убрали со стены, вместо нее повесили картину с березками. А людская была все той же — с закопчеными иконами в углу, тяжелыми посудными шкапами и колченогим столом, за которым горничные пили какао и обсуждали женихов по прозвищу Ни Рыба Ни Мясо — один служил приказчиком в магазине «Океан», а другой — в «Колбасе».
Мариша сидела у окна и перетирала хрустальные бокалы. На ней были все те же очки, все то же полосатое платье с накрахмаленным передником; надо лбом, как и прежде, курчавились букли, уложенные по моде славного 1896 года, когда в Нижнем Новгороде открыли Всероссийскую выставку и пустили трамвай.
В воздухе остро пахло сивухой.
— Раньше хрусталь спиртом протирали, а как ввели всеобщую трезвость, пришлось к самогону приспосабливаться, — сказала Мариша, не глядя на Клима. — Его армяне по ночам варят — три рубля бутылочка. Неслыханное нахальство!
Клим рассмеялся:
— Мариша, ты меня не узнаешь?
Она испуганно посмотрела на него:
— А вы кто будете? Из милиции? Я про армян просто так сказала — это тетки на базаре болтают…
Мариша не сразу поверила, когда Клим назвал себя. Она приблизилась к нему, шаркая туфлями со стоптанными задниками.
— Погоди, так ты беленький был, а сейчас чернущий, как бедуин!
Клим укоризненно покачал головой:
— Беленьким я был в три года. Помнишь, мы с тобой объявления о найме прислуги по газетам искали — ты все уйти от нас хотела. Я по этим объявлениям читать выучился.
Наконец Мариша поверила:
— Ах ты, собачий позумент! Сбежал! Мы с ног сбились — в мертвецкую ходили утопленников опознавать. Да тебя выпороть мало!
Она сняла очки и заплакала. Клим обнял ее:
— Ладно, не реви… Я тебе подарок привез.
Он повел ее наверх в мезонин, куда дворник уже отнес чемоданы. Там когда-то была комната Клима.
И в ней все было по-прежнему — письменный стол, полки с книгами. Только в угол поставили железный сейф из отцовского кабинета.
Клим достал из чемодана красный полушалок. Мариша пощупала ткань:
— Из чего сделано?
— Из шерсти альпаки. Это зверь вроде верблюда.
Мариша всплеснула руками:
— Ну, это мне на смерть — в гроб лягу королевишной.
Она любила, чтобы у нее все было самое лучшее, и потому даже чулки штопала специальной американской машинкой.
Пока Мариша примеряла обнову, Клим подошел к окну и выглянул наружу. Молоденькая горничная выскочила из дому и торопливо побежала по улице. Девушка чрезвычайно ему понравилась: что-то восточно-русское, легкое, не красота, а девчоночья нежность.
— Давно она у вас служит? — спросил Клим Маришу.
— Кто?
— Ну вот эта горничная, что тут была, — в черной форме.
Мариша так и села:
— Бог с тобой! Это графиня Одинцова — она в гости к нам пришла. А платье черное, потому что Нина Васильевна в трауре.
Клим не знал, что и делать: догонять графиню и молить о прощении?
— А я ей велел чемоданами заняться…
— Ну тебе попадет от барыни… — проговорила Мариша и вдруг хлопнула себя по лбу: — Да ведь ты же ничего не знаешь! Кузина твоя, Любовь Антоновна, вышла за Саблина и сюда из Москвы переехала. Папенька им полдома сдал. А графиня Одинцова — ее лучшая подруга.
На лестнице послышались торопливые шаги, и в комнату влетела хрупкая женщина с белым, гладким, точно фарфоровым личиком. Выпуклый лоб, коротенькие брови и яркие карие глазищи — странные при такой бледности и цыплячьих, пушистых волосах.
— Здравствуй… те…
— Любочка, ты?!
3
Клим никак не ожидал найти кузину в Нижнем Новгороде. В голове не укладывалось, что девочка, которая постоянно жаловалась на него: «Он меня Одуванчиком дразнит!», превратилась в элегантную маленькую даму с обручальным кольцом на руке.
— Ты получила мою открытку? А что не ответила?
Любочка смотрела на него сияющими глазами:
— Да я тебя возненавидела, когда ты сбежал! Я была влюблена в тебя до полусмерти. Помнишь, ты обещал взять меня с собой?
— Нет, — улыбался Клим.
Он помнил совсем другое: как их с Любочкой укладывали спать, а они подкрадывались к дверям гостиной и слушали, как взрослые играют на рояле, поют и хохочут. Однажды в коридор выскользнули студент с курсисткой и давай целоваться за шубами. Клим с Любочкой держали совет — выдавать их или нет?
— Помнишь, ты волосы завивала на круглую перекладину от ножки стула?
— А помнишь, как мой папа возил нас на танцкласс? У тебя были нитяные перчатки, ты всегда был лучше всех, а мне учитель говорил: «Мамзель, вы мокрая, как рыба, идите переоденьтесь». Так стыдно было!
