хорошо. За мной Келдыш присмотрит. Да и я себя в обиду не дам.
— Вот этого-то я и боюсь, — пробормотала бабушка — непонятно о чем.
Келдыш со Шрюдером пожали друг другу руки, бабушка окинула Игоря суровым взглядом:
— Ну, смотрите тут у меня…
Келдыш насмешливо поклонился.
— Доброй дороги, Лидия!
Спасибо, хоть не сказал — скатертью дорожка… Агата, томясь, вздохнула: боялась, что перед отъездом они опять поругаются. Бабушка смолчала, еще раз торопливо поцеловала ее и долго потом махала из-за плеча проводницы…
— Ну все, хватит, — сказал Келдыш, и Агата обнаружила, что стоит на пустой платформе. Уехали. Пошел мелкий дождь.
Они брели по перрону. Келдыш смотрел в одну сторону, Агата — в другую, смахивала торопливо слезы. И чего это она? Ведь не насовсем же!
— Вы, наверно, в первый раз расстаетесь?
Агата вздохнула.
— Да.
Келдыш помолчал.
— Завтра снова едете в Институт? Не против, если я поеду с вами?
— Да, да, конечно! — вырвалось у Агаты.
Келдыш резко развернулся и встал перед ней. Спросил требовательно:
— Мортимер, что происходит? Что они там с вами делают?
Агата отвела глаза. Пожала плечами.
— Вроде бы ничего такого страшного… Но я почему-то Осипенко боюсь.
Поехали не на институтской, а на келдышевской машине: «Себе я доверяю больше».
— А почему ИМФ так далеко?
— Потому что там сплошные «феномены», как говорит одна наша общая знакомая. Экологически вредные предприятия ведь вынесены за город? Если что, могут пострадать невинные жители. Поэтому защита там на уровне… — Келдыш покосился на нее, — …хм, Котла. Надеюсь, вы не собираетесь взламывать и институтскую защиту тоже?
— Ничего я не собираюсь, — пробормотала Агата.
Они поднимались привычным уже путем на второй уровень — ну почему не говорить просто, как все люди: 'второй этаж'! Агата плелась нога за ногу — так она всегда откладывает неприятное на потом, даже уроки по нелюбимым предметам старается делать самыми последними — а что может быть приятного в том, что тебя обследуют? Или исследуют? Да еще и потертая красная ковровая 'дорожка', расстеленная в коридоре, извивалась — точно кто-то впереди шел, не хуже ее волоча ноги, и сбил в сторону. Агата пару раз запнулась. Чуть не упав, пробормотала с досадой:
— Да что сегодня такое!
Шедший впереди Келдыш оглянулся. Приостановился.
— А, ну да, конечно…
Пол на том конце коридора вспучивался и неуклонно надвигался на них — точно под дорожкой полз кто-то большой и опасный. Слабо взвизгнув, Агата уцепилась за рукав Келдыша. Игорь наблюдал за движением, приподняв бровь. Под его насмешливым взглядом «пол» замедлил движение и нерешительно замер в паре метров от них. Келдыш показал дорожке кулак. Послышалось что-то вроде сдавленного хихиканья и бугор опал. Даже сама дорожка поправилась, легла гладко, ровно, как по линейке.
— Что это?
Келдыш пожал плечами
— Коридоры… Нам в тринадцатую?
— Здравствуй, Агата… а вы что здесь делаете, Ловец? — влетевшая в лабораторию Нона встала, как вкопанная. Игорь неторопливо отложил журнал, неторопливо поднялся. Улыбнулся.
Любезно.
— Добрый день. Выполняю свои кураторские обязанности.
Осипенко не поздоровалась и не улыбнулась. Смотрела, сузив глаза; ноздри ее шевельнулись, точно она учуяла какой-то неприятный запах.
— И в чем они заключаются?
— Всячески способствовать развитию способностей и личности курируемого, но так, чтобы при этом оному не был нанесен какой-либо физический или моральный вред.
Кажется, это была цитата откуда-то — так заученно гладко прозвучало. Осипенко передернула плечами.
— Лидия уже присутствовала на прошлых сеансах и сочла мои методы вполне приемлемыми и безопасными!
— Ну а теперь поприсутствую я, — вежливо сказал Келдыш. — Если вы помните, наш новый начальник упомянул, что Агата — еще несовершеннолетняя, — а посему присутствие взрослого лица, представляющего ее интересы, не только желательно, но и скорее обязательно… Есть еще какие-нибудь возражения?
Агата со злорадством увидела, как Осипенко поджала губы — точка. Сказать ей было нечего.
— Да бога ради! — сказала резко, проходя и усаживаясь напротив Агаты. — Сегодня ты просто будешь вспоминать. Садись поудобнее.
— Я уже сижу, — сказала Агата, не меняя позы. Ей не хотелось отваливаться на спинку кресла — уж очень это напоминает фильмы про психотерапевтов. А она совершенно здоровая. — А о чем вспоминать?
Осипенко свела пальцы у самого рта.
— Расскажи, как ты управляла магией в Котле.
— Я же вам говорила — я ей не управляла!
— Хорошо-хорошо, тогда просто расскажи, как все было…
— Но я ведь уже сто раз рассказывала!
— Не упрямься, Агата, здесь тебе не детский сад!
Агата вздохнула, закрыла глаза и представила себе несуществующий уже Котел. Непонятное, близкое, странное, страшное и бесконечно-бесконечно печальное…
— …невозможно, — бормотала Осипенко, пальцы ее метались над столом, точно что-то печатали или сплетали какую-то картинку, — но это совершенно невозможно…
Келдыш сидел, подавшись к Агате и подпирая подбородок руками. Отозвался невнятно:
— И тем не менее…
— Магия — стихия, а не разумное существо. С ней невозможно общаться или о чем-то договариваться.
— Скажите об этом Агате. Или самой магии.
— Значит, ты ею никак не управляла?
— Я не умею, — сказала Агата. — Управлять. Я вообще никаких команд… то есть заклинаний не знаю. Я просто ее отпустила.
— Безответственно, — сказала Осипенко рассеянно. — Крайне безответственно.
Келдыш поглядел на нее и поднялся.
— Вы на сегодня закончили?
— Да-да, — так же рассеянно сказала Осипенко. — До завтра.
— Маркеры снимите.
— Что?
— Снимите с нее маркеры. Не хотите? Сам сниму. Постойте-ка, — он придержал Агату за плечо. Быстро, не прикасаясь, провел ладонью вдоль ее тела, она чувствовала тепло его руки и видела изредка посверкивающие искорки — как от наэлектризованной ткани. Келдыш выпрямился и повернулся к Осипенко. Та глядела на него, поджав губы. — Не думаю, чтобы Констанц давал вам разрешение на круглосуточное наблюдение. Я поставлю в известность правомочного опекуна. До завтра.
