девушке приятных снов… или о чем там еще влюбленные болтают? Стефи б со смеху умерла, а, скорее всего не поверила бы, что она каждый раз просто докладывает своему куратору про дела в ИМФ. Агата, глянув на не определившийся номер, помотала головой и устало сказала в трубку:
— Алло. Говорите! Вы будете говорить?
Тишина. Шипение. Где-то играет музыка. Агата уже собралась нажать сброс, как в трубке кашлянули и хрипловато произнесли:
— Агат…
И умолкли.
— А? — она еще соображала, что это за знакомый голос такой, как в трубке заговорили вновь: — Это я. Димитров.
— Славян?! — не поверила Агата.
Стефи округлила и без того круглые глаза, прибежала поближе:
— Славка? Чего он?
— Агат, выйди, а?
— Что? Куда? Ты где сейчас?
— Тут я. На углу рядом с интернатом.
Агата машинально выглянула в окно, как будто в темноте можно было что-то увидеть. А вот он наверняка ее увидел, потому что добавил:
— Напротив ваших окон. Выйдешь?
— Да… сейчас, — растерянно пробормотала Агата и начала натягивать кроссовки.
— Че хочет-то?
— Не знаю, выйти попросил. Может, вместе сходим?
— Не-е… он же тебя только звал. Да и вообще — мне вон еще сколько учить!
Агата кинула на соседку подозрительный взгляд: та казалась смущенной. Чтобы Стефи да отказалась от встречи с парнем под предлогом учебы!
— Это, случайно, не ты ему мой телефон дала?
— Не-е-е, он же не спрашивал…
Подружка так честно хлопала глазами, что верилось с трудом. Агата уже шагнула к двери, как ее осенило: разве что…
Стефи ведь, в отличие от остальных, и в больницу, когда Димитров пришел в себя, не ходила. Тоже тогда отговорилась занятостью.
Агата сказала тихо:
— Знаешь, Стеф, а ведь это не заразно…
— Что?
— Потеря магии.
— Ты о чем? — Стефи все-таки вильнула взглядом, хотя говорила по-прежнему быстро и оживленно: — Давай по скорому, пока Валерка не пришла! Я скажу, что ты в душе.
Но Агата все равно плелась еле-еле, пытаясь объяснить себе Стефино поведение. Может, они не были с Димитровым такими уж большими друзьями? Или это просто неловкость, которую часто испытывает здоровый человек рядом с инвалидом?
Или маги просто не общаются с теми, кто свой дар потерял — сторонятся, брезгуют, считают их 'зверюшками', как сказал тот парень на дискотеке? И если такое случится с ней самой, у нее и друзей среди волшебников не останется? Но ведь тот же Келдыш, например, пытается Славяну помочь, поддержать…
Хотя из-за экзаменов и допускались послабления, выход после десяти вечера из корпуса все же не приветствовался. Агата удачно проскользнула мимо дежурного, не отрывающего взгляда от экрана телевизора: там по зеленому полю бегали человечки в форме… ни горя, ни забот, одна задача — мячик словить…
После ярко освещенного вестибюля и крыльца Агата брела в темноте парка как слепая, собирая по дороге все кочки, ямы и корни, которых днем попросту не существовало. Еще и заблудилась бы наверняка, если б не увидела впереди равномерно разгоравшийся и гаснущий огонек. Дойдя до него — и до ограды — Агата не поверила:
— Славян, ты что, куришь?!
Димитров опять затянулся, при свете сигареты стали видны его впалые щеки. Выдохнул вместе с дымом (Агата отшатнулась):
— Да… хочешь?
Она не хотела, но почему-то кивнула. Славян достал из кармана куртки смятую пачку. Агата взяла тоненькую палочку, неумело прикурила от его зажигалки через решетку ограды, неумело втянула и выдохнула дым. Сморщилась, отставив сигарету подальше от себя:
— Тебе это нравится?
— Ну… да.
Они помолчали. Агата рассматривала профиль Димитрова. В темноте Славян казался незнакомым, странно взрослым.
— Что нового? — наконец спросила Агата, потому что начинать разговор тот явно не спешил. Вообще-то она хотела спросить: 'что ты здесь делаешь'? Но это было бы уже верхом бестактности.
— Вот, прогуляться пошел. — Славян помолчал и добавил: — Родаки не знают. Они меня… стерегут.
Агата молчала. Вопрос — почему, отчего — задавать было не надо, и так понятно.
— Вы тут… как?
Она рассказала ему про экзамены, про голема, про стефину летучую мышь… Пыталась описать все как можно веселее, но не получилось: Димитров даже ни разу не улыбнулся. Слушал, глядел в сторону. Курил.
Мрачный.
Чужой.
— А ты что… научилась чему-нибудь?
Выслушал ее рассказ об испытаниях в ИМФ и подытожил:
— Ничему, значит.
Агате не понравился его тон: и требовательный и пренебрежительный одновременно. Она открыла было рот, чтобы поведать про свой сонный 'портал', куда она вытащила и Келдыша… и закрыла.
Ведь Славян не о том спрашивал.
Совсем не о том.
Не о ней вовсе.
Славка думал, она сумеет ему помочь. Раз вытащила оттуда, откуда не смогли вытащить взрослые профессиональные целители. Вернула к жизни.
К жизни, с которой он теперь не представлял, что и делать…
…Жалость, вина, досада на Славяна за эту надежду, на себя — за свою беспомощность, злость на несправедливость мира… От этого всего перехватывает горло, трудно не то чтобы болтать или подобрать нужные слова — утешения? оправдания? — даже дышать…
Димитров по-прежнему на нее не смотрел. Просунув руку через ограду, щелкал своей зажигалкой. Огонек то выхватывал его лицо, то вновь погружал во мрак. На мгновение в Агатиной голове как-то все сместилось; стало непонятно, кто же из них двоих сейчас находится за решеткой.
— Знаешь, почему я курить стал? Огонь потому что. Рядом. Со мной. Знаешь, как мне теперь холодно? Я мерзну. Все время… мерзну.
Он резко вскинул голову. Пламя зажигалки плясало — то ли от ветра, то ли потому что его рука крупно вздрагивала — и по лицу Славяна скользили тени от прутьев ограды. Огонь отражался и в его зрачках: на короткое время показалось, что Димитров стал прежним, что ясное пламя в глазах — просто отблеск внутренней огненной магии.
— Как же люди без магии… Как вы вообще живете? Вот ты скажи — как?!
Он с такой силой ударил ладонями по решетке, что та затряслась и загудела. Еще и еще. Ограда
