прошел буднично и не принес никаких новостей. Зато другой…
Меня уже ждали, это я увидела, еще только подходя к лечебнице. Перед входом нервно прохаживалась знакомая мне пожилая женщина – хозяйка Дика. Только я успела подумать, что хорошо то, что пес, по-видимому, вернулся домой, а не блуждает по улице, иначе почему бы пришла хозяйка? Но эту «благую» мысль как ветром сдули несколько следующих минут. Я их опускаю, не обладаю талантом описывать разбуженные праведным гневом человеческие эмоции. Все упреки я заслужила и должна была их смиренно выслушать. Только вот еще одна мысль не давала мне возможности окончательно смириться с головомойкой – а куда делись мои любимые сослуживцы? Не иначе как отсиживаются за закрытыми дверями. Вот предатели! Оказывается, быть начальником не так и хорошо! Всегда есть две стороны медали.
Прошло минут десять, и сильный «шторм» начал стихать. Мне обязательно нужно поговорить с этой женщиной. Очень надо! Все дни, когда беглец блуждал по территории лечебницы, никто не видел ни одного припадка. Это еще не факт, могли ведь просто не увидеть, но наводило на размышления и будоражило мое профессиональное любопытство. А вдруг… Но прежде надо выяснить, для выводов еще очень мало информации.
Тем временем женщина замолчала, видимо, собираясь с силами для новой серии упреков и определений нашей «проклятой лечебницы и не врачей, а вредителей, у которых дипломы надо отнимать и публично на площади сжигать вместе с их обладателями». Надо было срочно воспользоваться образовавшейся паузой и сменить тему. Я быстро спросила:
– А припадки-то у него есть?
– А… вроде… и нет, – после минутной паузы, озадаченная неожиданным вопросом, неуверенно произнесла женщина. Подумав еще немного, она уже твердо сказала: – Не было ни одного! Доктор! А… как же это?
– Пошли, поговорим спокойно. Я вам все расскажу, а вы – мне. По-моему, это будет справедливо. – И мы, как и тогда, в первый раз, отправились в кабинет. По дороге никого не встретили – отсиживаются, предатели, и делают вид, что ни о чем не знают. За чаем вот послать некого. Но это – потом. Сначала мои вопросы.
Изложение того, что произошло в лечебнице за несколько прошедших дней, заняло совсем немного времени. Наступила очередь рассказывать ей. И ее рассказ был недлинным. Все дни она не находила себе места, плакала. И уйти-то из квартиры, где каждая мелочь напоминала о собаке, было некуда, да и мороз не позволял. Все эти дни она проревела белугой. А на девятый день с утра решила справить поминки. Со слезами на глазах собирала ненужную уже теперь собачью подстилку, миски, поводок… И вдруг за окном – жила она на первом этаже – раздался собачий вой, так похожий на голос ее Дика, что она похолодела и даже стала креститься. Но вой вперемежку с жалобным лаем не прекращался! Собравшись с силами, она выглянула в окно и обмерла: ее Дик стоял и тоскливо выл, глядя на окна в ожидании увидеть хозяйку. В чем была, она вылетела на улицу, а у подъезда уже приплясывал от нетерпения ее дружок, живой и невредимый! От радости, как она утверждала, плакали оба. Поминки откладывались! На другое утро, кипя справедливым гневом, она отправилась в лечебницу…
– А ведь и вправду, за цельные сутки не было ни одного припадка, – опять в конце рассказа повторила она, – почему все-таки?
– Если бы вы только знали, как это интересует и меня! Многое бы я отдала, чтобы узнать ответ! – Мне очень хотелось остаться одной, чтобы все обдумать. – Идите домой, понаблюдаем недельку-другую. Там видно будет. Если не повторится ни один припадок, так и расставаться с собакой не придется. Правда ведь? – Она только радостно кивнула в ответ и, не прощаясь, ушла.
Я осталась одна. Лечебница стала оживать. Из-за закрытой двери по коридору слышались шаги: вот Любаша прошелестела в свою комнату, а вот и бабка Александра прошаркала в приемный кабинет, тяжело ступая, прошелся Михалыч. Понятное дело – гроза миновала. Однако ко мне никто не заглянул. И хорошо! У меня есть время подумать…
Предположим, что в течение недели у овчарки не будет больше ни одного приступа. Значит, она каким-то образом излечилась. Так… Пойдем дальше. Что могло послужить пусковым механизмом? Вот здесь начинается полная неразбериха. Во-первых, это мог быть электрический ток. Но его технические характеристики неизвестны, и спросить не у кого. Аппарат был неисправен, значит, промышленного тока он не выдавал, но какой тогда? Электрики уже явно не помнят, да и еще вопрос, может, они тоже приехали к нам после «согрева». Михалыч был под градусом – это совершенно точно, сама видела, и доза к тому времени была уже приличной. Отсюда еще одно возможное предположение: неизвестно, через какой участок тела собаки был пропущен ток. Насколько это важно? Видимо, да. Пойдем дальше… «Якобы труп» несколько дней находился при очень низкой температуре, на улице, явно не для комнатной собаки в стрессовой ситуации. Опять же известно, что в стрессе организм проявляет совершенно непрогнозируемые способности и реакции, и эта область практически не изучена. Надо ли ее в этом случае как-то учитывать? Опять же, да! Но как? И, наконец, целая неделя полного голода, даже не неделя, а девять дней – исправила я себя, вспомнив рассказ женщины о несостоявшихся поминках. Мог ли голод повлиять на выздоровление? И снова приходилось давать утвердительный ответ. И главное, отработал целый комплекс названных причин или только одна? И какая тогда? И тем не менее собака выздоровела, хотя для окончательного утверждения надо было еще подождать…
Прошло еще несколько недель. Счастливо закончившаяся история не шла у меня из головы, я с нетерпением ждала сообщений от хозяйки Дика и проклинала так медленно тянущееся время. Дела в лечебнице шли своим чередом. Сэм продолжал пребывать в больнице, мы работали. Даже из горветотдела нас стали реже беспокоить. Видимо, поверили, что можем справиться своими силами. Даже отчеты сдали в срок. И наконец женщина появилась. Она сразу по-хозяйски прошла в мой кабинет. И еще с порога сказала:
– Дик здоров. Больше не было ни одного припадка!
К этой истории у меня особое отношение. Конечно, хорошо, что она не закончилась печально. Но покоя у меня все-таки нет. Нет, потому что по сию пору эпилепсия далеко не редкое заболевание. И излечивается не часто. А тут такой уникальный случай… Но тогда у меня не было возможности на ком-то проверить все еще раз. Но одно я знаю точно: до конца жизни Дика эпилептических проявлений у него никогда больше не было. И жизнь его была долгой.
Дитта
Конечно, я могла и отказаться, но что не сделаешь ради своих детей. Имелись в виду собачьи дети, и пусть некоторым это и покажется забавным, но собачьи дети у меня на одной ступеньке с человеческими. Кому надо – поймет правильно.
Дело было так. Какое-то время назад у одной из моих собак, бультерьера Баси, были щенки. Все они благополучно нашли себе хозяев, когда подросли и пришло время выбираться из отчего дома и оставить в покое наконец свою многострадальную мать.
Мало кто себе представляет, какая это лотерея – новые владельцы щенят, два-три
