точками.
Доминик был опьянен ее возбуждением. Он хотел ее, хотел дать облегчение напряжению, охватившему его плоть, и его рука потянулась к нежным завиткам. При первом прикосновении его к сокровеннейшему месту на своем теле Мелиса напряглась, инстинкт подсказывал ей защитить его, и она попыталась увернуться, но Доминик был готов к этому и хрипло прошептал:
— О нет, моя прелесть. Не делай этого. Позволь мне… — Его руки скользили по ее груди, он шептал:
— Дай мне доставить тебе наслаждение, позволь мне научить тебя…
По телу Мелиссы пробежала дрожь, и, застонав от сладкой муки, она расслабилась. Его губы обхватили ее сосок, жажда и томление в чреслах обострились, девушка едва не вскрикнула от страсти, охватившей ее. Эта ласка Доминика разрушала все сдерживающие начала. Охваченная жарким приступом желания, она прильнула к нему, ее руки гладили широкую спину мужа.
— О, Доминик, — простонала она. — Я хочу…
О, пожалуйста… Пожалуйста…
Он чувствовал ее томление, жажду ее тела, и это сводило его с ума. Боясь, что утратит контроль над собой, если вовремя не прекратит эту сладкую муку, он сжал руки Мелиссы и накрыл ее своим телом. Она чувствовала, как он задрожал. Это ее муж и единственный человек, вызывающий ее страсть, единственный мужчина, который целовал и ласкал ее! Единственный мужчина, который доводил ее до головокружения своей близостью… Ее губы были совсем близко от его рта, и она, задыхаясь, прошептала:
— Возьми меня, Доминик… Сделай меня твоей настоящей женой…
Она чувствовала, как дрожь пробежала по его телу, но не знала, какое огромное наслаждение он испытал от ее слов. Не в силах больше думать и сдерживаться, помня лишь о томящем желании, охватившем его, Доминик жарко целовал ее, все крепче сжимая ее запястья, потом одним внезапным движением пронзил ее плоть.
Испуганная острой болью. Мелисса вскрикнула, а ее ногти впились в ладони Доминика, но его руки крепко держали ее запястья, точно распиная ее.
Какое-то время он не двигался, давая ей опомниться, нежно целовал ее щеки, губы.
— Извини, — выдохнул он хрипло. — Но иначе нельзя.
Лежа вот так и ощущая на себе его тело, слившееся с ее, она почувствовала непреодолимую нежность. Она жгла ее как огонь, пьянила как вино, доводя до экстаза. Не в силах больше совладать с собой, он разрешил своему телу ответить ее желанию и начал медленное движение.
Мелисса почувствовала, как боль отошла, и ее тело как бы расширилось, принимая его. Она стала женщиной, женщиной Доминика, и эта мысль затмила остатки боли. Позабыв обо всем на свете, она позволила ему вовлечь их обоих в вихрь наслаждения.
Ошеломленная новыми чувствами и ощущениями, которые Доминик пробудил в ней, она инстинктивно повторяла его движения, поднимаясь ему навстречу, угадывая его ритм. То, что делал муж, опьяняло Мелиссу, а его губы, прижавшиеся к ней, подчинили ее. Волны удовольствия захлестывали с нарастающей силой. Широко раскрыв глаза, она лежала под ним, не понимая, как такие простые движения способны приносить столь бесконечное наслаждение.
Доминик не знал, может ли он в первый же раз довести ее до высшей точки наслаждения, но чувствовал, как Мелисса дрожит, ликование охватило его, и вот, наконец, Доминика словно ослепила вспышка света, после которой его тело расслабилось.
Мелисса лежала рядом, оробев и смутившись. Что говорят в таких случаях? Что ей было хорошо? А может быть — «большое спасибо»? Она тихо засмеялась, уткнувшись головой в теплое плечо мужа, уже не думая о том, что они лежат рядом в постели, совершенно обнаженные. Ей казалось странным, что Доминик не в силах говорить, — он занимался любовь со столькими женщинами. Мелисса не могла знать, что их было не так много, как утверждали слухи, и он никогда не занимался любовью с девственницей, не был женат, поэтому Доминик тоже лежал и размышлял — что делать дальше? Обычно он целовал свою подругу в щеку и договаривался о следующей встрече, а потом тихо уходил. Но это его жена! Не может же он обращаться с ней, как — провались они пропадом! — с любовницами. Кроме того, Доминик с удивлением обнаружил, что ему вовсе не хочется покидать ее постель. Более того, ему так хотелось вновь возбудить желание в Мелиссе. Странное дело, даже в юности, когда кипела кровь, у него не возникало стремления сразу повторить наслаждение. Такова была его реакция на мисс Мелиссу Сеймур, ныне — миссис Слэйд.
В памяти Доминика всплыли события, связанные с историей его женитьбы. В глубине души он понимал — окажись женщина в гостинице обычной распутницей, а не Мелиссой, он не потерял бы голову, никакие разгневанные родственники не смогли бы заставить его жениться… Ладно, теперь это неважно. Важно то, что они женаты и ему надо постараться извлечь как можно больше хорошего из этого брака. Но ему следует быть настороже, иначе он до безумия влюбится в свою жену, превратится в такого же опьяненного любовью мужа, как его братец Морган. Вполне естественно, что молодая женщина его очаровала. Но полюбить ее — совершенно иное. Она вызывает в нем желание? Но он не был бы мужчиной, если бы его тело не отзывалось на ее теплую податливую плоть. Это его жена, и это их брачная ночь. У него давно не было женщины. И Доминик вновь обнял Мелиссу, жадно припав к ней губами.
Мелисса смело ответила на поцелуй Доминика, прикосновение его губ вновь возбудило ее. На этот раз он был не столь нежен, его движения были быстрее, но она не была этим смущена, ибо ее собственное желание заставляло спешить ему навстречу, и во второй раз она почувствовала, какое это чудо — быть в объятиях любимого человека!
Но когда все кончилось и страсть утихла, Мелиссу вновь охватило сомнение. Она подумала: ведь ничего не изменилось. Муж не любит ее, он не хотел на ней жениться. И как ей быть, если он станет разделять с ней постель, движимый лишь похотью, которую ему надо удовлетворить? Она почувствовала, как в глазах защипало от слез, и испугалась, что разрыдается. Кусая губы. Мелисса усиленно моргала, ругая себя за то, что оказалась такой дурой и позволила себе увлечься. Но теперь, после этой ночи, поздно протестовать. Губы Мелиссы задрожали. Да, она не сможет отказывать ему в постели, ее влечение к мужу слишком сильно, подумала она о себе с отвращением. Однако ни за что на свете она не позволит ему узнать о своих чувствах, не станет вздыхать и молить о любви. Она должна вести себя с ним спокойно, никаких печальных взглядов, тоскующих глаз. Она проиграла их первую схватку, но не позволит себе превратиться в послушную жену! И Мелисса начала думать, как дать понять мужу, что он вправе распоряжаться ее телом, но не сердцем или душой. «Если ему нужна жена-рабыня, пусть бы женился на Деборе», — со злостью подумала она. Но при мысли о Деборе ее сердце сжалось, она тихонько вздохнула, вдруг почувствовав жгучую тоску и печаль.
Доминик услышал этот вздох и подумал, что причинил ей боль. Он поцеловал. Мелиссу в лоб и тихо спросил:
— Мне уйти? Я надеюсь, тебе не было очень больно?
Мелисса отрицательно покачала головой, не в силах взглянуть на него. Ей показалось, что не это беспокоит Доминика. Но прежде чем она смогла что-то сказать, он приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел в ее напряженное лицо.
— Что значит это движение головой? «Нет» — чтобы я ушел, или «нет» — я не причинил тебе боль?
Глядя на него в мерцающем свете свечи. Мелисса очень хотела, чтобы этот человек не был таким красивым. Притворяясь равнодушной, она беззаботно улыбнулась и пожала плечами:
— Ну, думай как хочешь. Для меня это не имеет никакого значения.
Это было совсем не то, что Доминик хотел услышать; он надеялся, что жена попросит его остаться с ней. Однако, несмотря на ее не слишком радушное отношение, он не собирался уходить. Сдерживаясь, Доминик спросил:
— Значит, я должен понимать так: «нет» — на оба вопроса?
Стараясь, чтобы он не догадался, каких усилий ей это стоит, Мелисса вновь пожала плечами и деланно зевнула:
— Как хочешь. Я устала и с удовольствием бы поспала. — Широко раскрыв глаза, она невинно добавила:
