которые этот американский Вавилон мог ему предоставить.
Увернуться от Доминика — главное для Латимера. Надо убедить его подождать, скажем, до начала года, а это не менее трех месяцев. К этому времени он доберется до денег Франклина и улизнет в Нью-Орлеан. Роксбури обещал поправить его финансовые дела, и не так уж важно, сколько он выиграет у Франклина. Главное ждет его в Нью-Орлеане. Но у Латимера не было желания уехать из страны с деньгами меньшими, чем обещал Роксбури, несмотря на то, что небольшое состояние имелось у него в Лондоне.
Провернув у себя в голове несколько вариантов, Латимер вдруг улыбнулся:
— Я боюсь, что ты меня загнал в угол. — Под холодным взглядом Доминика он развел руками и с горечью продолжал:
— Как ты знаешь, я не дома, не в своей стране, и поскольку я, уезжая из Англии, планировал путешествовать, и оформил суммы в банках разных городов, которые я намерен был посетить. Мне казалось, что это лучше, чем держать деньги при себе. И я боюсь, что мне придется их брать в Нью- Орлеане. — Беззаботно откинувшись в кресле, он предложил:
— И хотя мне здесь очень понравилось, я собираюсь в этот город через несколько недель. Мне было бы удобнее заплатить тебе сразу, как только я окажусь там. Ну, конечно, если тебя этот вариант устроит. Но если ты нуждаешься в деньгах, я напишу в банк Нью-Орлеана, чтобы они перевели деньги сюда.
Доминик ни капли не сомневался, что, как только Латимер окажется в Нью-Орлеане, ему придется расстаться с надеждой получить остаток долга. Хотя ему было неизвестно, что в январе Латимер намерен покинуть Штаты, Доминик хорошо знал этого человека и мог читать его мысли, поэтому понимал, что Латимер найдет способ не заплатить ни на пенни больше, чем отдаст сейчас. Решив про себя, что невредно помучить Латимера, Доминик не спеша произнес:
— Я не возражаю подождать остаток денег до Нью-Орлеана. — Улыбка озарила его красивое лицо, и он тихо добавил:
— И ты знаешь, какое , совпадение, я тоже собираюсь поехать туда через несколько недель. Ну, как бы это сказать, запоздалый медовый месяц.
Латимер успел несколько расслабиться, но эта новость потрясла его. Он почувствовал себя мышонком, попавшим в лапы безжалостного кота. Его беспокойство не улеглось, даже когда Захарий удивленно сказал:
— А Лисса мне ничего не сказала, что вы собираетесь в Нью-Орлеан!
Не спуская глаз с Латимера, Доминик с издевкой сказал:
— Я сам только что об этом подумал. Для нее это будет сюрприз.
Латимер напряженно спросил:
— Так ты твердо решил? Я плачу тебе в Нью-Орлеане?
Доминику, наконец, все это наскучило, и он сказал:
— Да, конечно. Но я считаю, мы должны назначить дату. Тянуть с такими делами нельзя.
— Очень хорошо, — кивнул Латимер. — Допустим, первого сентября в Нью-Орлеане? Устроит?
— Прекрасно, — добродушно ответил Доминик.
Страстно желая его задушить, Латимер натянуто улыбнулся и, поколебавшись, неуверенно сказал:
— Я был бы очень признателен, если бы все, что здесь было сказано, не пошло дальше.
— Естественно, это было бы не по-джентельменски с нашей стороны, — согласился Доминик.
Мистер Смитфилд откашлялся.
Считая, что процедура окончена, Латимер собрался уходить, но Доминик сказал:
— Постой, Латимер. А тебе не интересно узнать, куда пойдут твои деньги?
Едва сдерживая ярость, от которой его уже трясло, Латимер резко повернулся к Доминику:
— Думаю, что это меня не касается. Эти деньги больше не мои.
Доминик улыбнулся и, не спуская глаз с Латимера, заявил:
— Я хочу открыть новый счет, мистер Смитфилд. И положить все деньги мистера Латимера на него. А счет будет на имя моей жены. Все деньги будут только ее. Это что-то вроде вознаграждения или отчасти — возмещения…
Мускулы на лице Латимера напряглись, когда до него дошел смысл этих слов. Голубые глаза засверкали яростью, и он шагнул вперед.
— Значит, ты все знаешь? — прошипел он с ненавистью.
Доминик широко улыбнулся:
— Совершенно верно.
Не в силах сохранять даже видимость вежливости, Латимер закричал:
— Может, ты и выиграл эту партию, Слэйд! Но придет время, и тогда, видит Бог, ты заплатишь за все!
Развернувшись на каблуках, он большими шагами покинул офис и резко захлопнул за собой дверь. Наступила тишина, затем Смитфилд удивленно воскликнул:
— Ну и ну! Никогда бы не подумал, что мистер Латимер способен так себя вести! Он всегда казался мне джентльменом.
Никто из присутствующих ничего не сказал, и Смитфилд вернулся к делу.
— Если вы ничего не имеете против и подождете несколько минут, я подготовлю бумаги.
Доминик вежливо поклонился, и вскоре они вместе с Рейсом и Захарием покинули банк. Как только последнее городское строение осталось позади, Ройс требовательно спросил:
— Может, ты все же объяснишь, из-за чего этот шум и гам? С тех пор, как ты появился вчера у Нортона, меня все время мучило любопытство. Мне казалось, я присутствую на спектакле, два акта которого пропустил.
Доминик ухмыльнулся:
— Это слишком личное. Одно из лиц, вовлеченных в это дело, леди, которая мне очень дорога. И с моей стороны было бы нетактично обсуждать эту историю. — Его серые глаза сияли. — Достаточно сказать, что я предпочел карты пистолету, чтобы получить удовлетворение. И я думаю, леди будет довольна.
Прежде чем Ройс успел что-либо сказать, Захарий взорвался:
— Значит, ты подслушал наш разговор! Доминик кивнул:
— Да. Но тебе лучше держать это при себе. Со страданием в голосе Ройс вскричал:
— Вам никто не говорил, что невежливо обсуждать свои секреты в присутствии третьего.
Две широкие улыбки были ответом на его слова.
— Ну хорошо, не говорите. Я сам могу догадаться. Храните свои проклятые секреты.
Ройс выглядел таким обиженным, что Доминик и Захарий расхохотались, и сам Ройс не удержался от смеха. В хорошем настроении они расстались на развилке дороги.
Доминик отвел лошадь на конюшню и легким шагом пошел к дому. Предупредив слуг, чтобы они не беспокоили его и Мелиссу, он пошел искать жену.
Гамак, натянутый между дубами, находился в тихом укромном уголке. Дубы позеленели от мха, а на буках и вязах висели гирлянды вьющегося хмеля. Легкий ветерок доносил запах магнолий и жасмина. Доминик тихо подошел к гамаку и увидел, что Мелисса крепко спит. Маленький томик любовных сонетов в кожаном переплете лежал у нее на груди. Его лицо смягчилось, когда он разглядывал милые черты. Доминик заметил, что жена надела новое платье из легкой зеленоватой ткани, отделанное светло- бежевыми кружевами. Нежная улыбка появилась на лице Доминика, когда его взгляд упал на длинные темные ресницы, на прямой носик над красивым ртом и упрямым подбородком. «Это его жена, — подумал Доминик с чувством восторга и возбуждения, — его дорогая, очаровательная, внимательная жена».
Глядя на ее спокойные, ясные черты, он подумал: как он смел полагать, что она — расчетливая маленькая шельма, пытающаяся поймать в свои сети богатого мужа? Ведь правда была очевидна с самого начала, надо было лишь отбросить гнев и уязвленную гордость, а он? Печально улыбнувшись, Доминик признался себе, что всему виной было его упрямство. Он не хотел ни влюбляться, ни жениться, но, однако, как только Мелисса вошла в его жизнь, что-то в нем измени-, лось, хотя он отказывался это признать. «Ну уж хватит, — поклялся он себе. — Жена — самое дорогое для меня в мире существо».
Доминик опустился на колени перед гамаком, и его серые глаза с обожанием смотрели на лицо жены. Если бы она тогда не перепутала комнаты, совсем иначе сложилась бы их судьба, и какой пустой была бы его жизнь без нее. Он почти готов был благодарить Латимера, который нечаянно привел Мелиссу в его