Этого каноник не стерпел. От удара каталонец полетел вверх тормашками.
– Имя Божье всуе! Ах ты, рожа мавританская! Еще раз услышу – отлучу!
От унижения Хосе взвыл. Многое можно было поставить ему в упрек, но не это. Отродясь его род с маврами не знался. Зарезать каноника сию секунду было невозможно: каталонца держали сразу четверо. Старый Летольд вылил на беднягу ведро вонючей воды из лошадиной поилки, и Хосе стало совсем плохо.
Жослен переступил с ноги на ногу:
– Эй, кто там! Еще ведро!
Хосе забился, но держали его крепко.
– Чтоб стало яснее, – продолжал граф, – замечу: мы тут не баб щупать собрались. И не в триктрак дуться. Мы вроде как довоевываем. Сарацин режем.
Злость, обида, растерянность – всё мигом слетело с каталонца.
– Э-э… Что?..
Рыцари расхохотались.
– Прекрасно, – подытожил граф Кутерьма, обращаясь к соратникам. – Сами видите, господа, могло быть и хуже. Сира Хосе, значица, магометанские колдуньи в гепардов превращают. – Голос его налился металлом: – Мы на совете, парень! И совет этот только что порешил всыпать сарацинам. Вломить так, чтобы в Коране записали: франков – бояться! Первыми строками!
Каталонец только сейчас сообразил, какого свалял дурака. Совет прошел без него. Его голос оказался в стороне. Не сказать, чтобы это что-то изменило (драться Хосе любил и умел, он первый высказался бы за сражение), но сам факт!
– Мессир… – забормотал он в крайнем смущении. – Я… да я всегда… В кой час выступаем?
– Очухался? – тон Жослена сменился на более дружелюбный. – Прямо сейчас идем. Собирай ребят. Сарацин уже предупредили. Дрожат. Боятся. Мы же пойдем тремя отрядами. В центре я, правым командует Летольд. Ну а левым – так уж и быть, ты.
– О, благодарю вас, мессир!
Каталонца отпустили, и он неуклюже преклонил колена перед сюзереном. Попытался поцеловать край Жосленова плаща, но вовремя опомнился. От графа несло как из трехнедельной сточной канавы. Святостью и обетами во имя короля.
– Будет, будет, – растроганный Кутерьма поднял каталонца и обнял. – Помирись с отцом Бернардом. Пусть он тебя, засранца, благословит отечески.
Хосе дернулся, но из вонючих объятий графа вырваться было не так-то просто.
– И смотри мне, скотина, – прошептал Жослен на ухо рыцарю, – атакуешь без приказа – четвертую!
– Клянусь, мессир! Буду кроток, как овечка.
Всё сложилось, словно по волшебству. На три отряда франки делились для проформы. Судя по докладам разведки, силы им противостояли смехотворные. Раздавить их ничего не стоило. Но Жослена отличала основательность, причудливо уживающаяся в его душе со склонностью к авантюрам. Если бы не это, да не упрямство Хосе, история повернулась бы иначе.
Но что произошло, то произошло.
Когда крестоносцы выстроились в боевые порядки и двинулись к лагерю Тимурташа, выяснилось, что врагов несколько больше, чем предполагалось вначале. Несколько – это раз в пять. Жослен пересчитал флажки в арабском войске и вновь послал к Хосе гонца со словами:
– Держи строй, зараза! Рванешь вперед – колесую!
Хосе отозвался в том смысле, что будет ходить по струнке, пока дозволит рыцарская честь. Ответ этот графа нисколько не удовлетворил. Наоборот: встревожил. Известно, сарацины обожают трюки – ложные отступления и тому подобные мерзости. Христос же заповедовал полагаться на доблесть и силу. Но что за доблесть, скажите, когда орава олухов в железе прет напролом, а их расстреливают из луков в спину? Который раз граф пожалел, что в его войске нет туркополов с их неколебимой дисциплиной. Людей своих он знал как облупленных, каждый рыцарь – это сила. Ни один сарацин не устоит против закованного в броню франка. Но тысяча рыцарей – это толпа, а тысяча сарацин – войско, действующее, как единое целое. Сколько битв пошло даром из-за того, что бароны ломились в бой, наплевав на всяческие приказы.
– Передай Хосе, – напутствовал Жослен следующего гонца, – что даже если Балака увидит – строй держать! Чтоб ни-ни! Знаю его, мерзавца!
– Мессир! – чуть не плача, ответил гонец. – Он же меня за такие слова копьецом пырнет. И запросто.
– А ну пошел! Пререкаться мне, мразь!
Кутерьму разбирала дрожь. Приближаясь к вражеским порядкам, он видел то, что упустили разведчики. Дьяволовы олухи! К Манбиджу прибыл сам Балак со своими людьми. Надо ж так проваландаться! А вон – Ак-Сонкор Бурзуки, атабек Мосула. И Тимурташа со счетов сбрасывать не стоит… Ох, упустили время, мерзавцы!
Строй арабского войска дрогнул, вспухли облака пыли. С запозданием граф ощутил слаженный удар копыт. Пехотинцы, что шли перед рыцарями, дали залп по приближающимся конникам. Те отвечали вразнобой. Похоже, Балак сорвался с марша недавно, и его люди
