– Он! Он! Бунтовщик среди нас!
– Где? – Короли повскакивали с мест. – Где он?! Говорите же!
– Он у меня. В Базилисковой Камении.
Герцог без сил рухнул в кресло.
– О боги! Боги-боги-боги… – Он сжал виски ладонями.
Графиня Исамродская засуетилась с кувшином и мокрыми полотенцами. Махмуд схватился за вино, король Лир – за жаровню с углями.
– Что с ним? – обступили они герцога. – Рассказывайте, не томите! Он в темнице?
– Лучше, господа. Он мертв. Я вызвал стражу. Отправил его к Базилиску, а сам – к порталу и сюда, в Урболк.
Среди королей разлилась тягостная тишина.
– М-да… – протянул его преосвященство.
– Час от часу не легче. – Фероче сдул со лба мокрую прядь. – Вы хоть понимаете, что натворили?
– Итак, господа, мы лишились двух чудищ, – подвел итоги Лир. – Для начала недурно.
– Я протестую! Бахамот жив.
– Это уже неважно.
Розенмуллен переводил взгляд с одного короля на другого.
– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Это какая-то шутка?
– Хороши шутки. По Терроксу бродит Ланселот, самый настоящий. И вот уже второй дюжинец, не разобравшись, пихает его к зверю великому. Вы хоть воображаете, ваша светлость, что натворили?
– О чем вы, ваше преосвященство? От Базилиска еще никто не уходил живым.
– Кроме Ланселота, – поддержал Фероче. – Но позвольте! Быть может, вы ошиблись? Откуда вы знаете, что это Ланселот?
– Так сказал шарлатан.
– Я?
– Нет, Фью. Мертвый шарлатан. Вы ведь просили допросить его?
– Да, просил. Вы держали письмо над свечкой?
– Не догадался.
– Зря. Самое главное было записано между строк. Симпатическими чернилами.
Его преосвященство побарабанил пальцами по столу.
– Так-так. Не все потеряно, господа. Ланселот силен, но есть предел и его могуществу. Будем действовать без промедления. Ваша светлость, вам надлежит немедленно вернуться в Доннельфам.
– Немедленно? Я еще не обедал. А путь сюда занимает часы. – Герцог с тоской посмотрел на обеденный стол.
– Мы знаем. Перемещение через портал утомительно. И тем не менее вам придется отправиться в обратный путь сейчас же.
– Но, ваше преосвященство, к чему такая спешка? Порталы работают в одну сторону. Мне все равно придется добираться своим ходом.
– Не совсем так. Вы воспользуетесь транспортной магией.
– О боже!
– Помните: от вашей расторопности зависит жизнь зверя великого. Всех зверей, если на то пошло.
– Я помогу вам. – Фероче одернул камзол. – Возьмем у хозяина лыжи. Я наведу Вдохновение Пути.
Случилось то, чего Хоакин так боялся. Его заковали в кандалы и посадили в подземелье.
Ни черной книги, ни Маггары, только сырость и холод. И еще – темнота. Сквозь решетчатое оконце сочился тусклый сумеречный свет. Его хватало, лишь чтобы создать на стене размытое пятно.
Стрелок ощупал пространство вокруг себя. Грязный тюфяк с торчащими из дерюги колючими колосками. Каменный пол, стены в пятнах селитры. Дыра в углу – отхожее место.
В таких подземельях узники могут томиться десятилетиями. А в случае Хоакина – и веками. Амнистий Розенмуллен не признавал и править собирался неограниченно долго. Мощь зверя великого дает хозяину долголетие, если не бессмертие.
Стрелка это не устраивало. Отсюда следовало бежать как можно быстрее. Правда, решить, как именно, он не успел: за дверью загремели шаги. Лязгнул засов.
– Там он, там, – донесся из-за двери недовольный голос. – Никуда не денется.
Голос принадлежал профосу. Хоакин подобрался.
– Не чихал?
– Шутить изволите, господин Эрастофен? У нас распорядок строгий. Мышь не пробежит, клоп не чихнет.
Дверь распахнулась, и в камере стало как-то очень светло. Хоакин зажмурился.
– Здравствуй, Истессо, – послышался голос философа. – Вот мы и свиделись. Чудный вечер, правда?
– Вечер что надо, – подтвердил Хоакин, осторожно открывая глаза.
Альбинос воткнул факел в кольцо на стене. Хозяйски обошел камеру, похлопал по сырым стенам.
– Ничего так. Солидно.
– Только мокро.
– Это решаемо. Я попрошу профоса принести одеяло.
– А еще кровать пошире. Здесь шкафчик поставим сюда вешалку. Люстру на потолок. Вполне можно будет жить.
Альбинос уселся на тюфяк рядом с Хоакином:
– Люстра не влезет, потолок слишком низкий. Но ты прав, Хок, в своей иронии, прав. Нам надо кое-что обсудить.
И он замолчал, глядя на колеблющееся пламя факела.
– Что именно? – не вытерпел Хоакин.
– Маггара потребовала, чтобы я помог тебе бежать.
– Ты видел ее? Как она?
– В порядке. Тиранит слуг, издевается над стражниками… Твоих дам поместили с художниками – пока Розенмуллен не вернется.
– Значит, и с Тальбертом, – помрачнел стрелок. – Бежать! Бежать немедля.
– Тальберт… Это такой одноглазый проныра?
– Да.
– Можешь быть спокоен. Кувшином по темечку он уже схлопотал. Лиза сказала, что выбьет ему оставшийся глаз, если он не перестанет на нее пялиться. И чем ты их берешь?
Хоакин пожал плечами. Вопрос-то риторический, как на него ответишь?
– Я несколько раз возвращался после нашей первой встречи, – продолжал Эрастофен. – Упрашивал, умолял Маггару вернуться. Кремень-фея.
– Не захотела?
– Нет. Говорит, ты единственный воспринимаешь ее всерьез.
– Мне она это тоже говорила.
– Что это значит, интересно?
