исполнить повеление человека, который предательски отправил меня в чужую страну? Обрек на мытарства и неустроенность быта? Сделал подобным хрупкой женщине в логове ухохотней?
Длинная Подпись огляделся. Здравый смысл боролся в его душе с чувством долга.
Вот сытые голуби гуляют по мостовой. Теплый сентябрьский ветер играет в зелени айвы, швыряет под ноги варваров золотые и багряные листья кленов, качает вывески. Маги ужинают – и никто не догадывается, что в этот миг решается судьба мира.
– Хорошо, Харметтир, – дрогнувшим голосом объявил Оки. – Ты меня убедил. Возвращаемся в «Свинцовую Чушку». Забудем о Доннельфаме.
Большой варвар самодовольно кивнул:
– Рад твоему здравомыслию. Эй, в шляпе! – позвал он сыщика. – Мы возвращаемся. Собирайся.
– Уже? Да. Н-медленно. Только, госп-да варвары, осталось одно дельце.
– Дельце? Какое же? – нахмурился Оки.
– В-т.
Аларикцы обернулись. Улицу запруживала толпа. Большей частью она состояла из завсегдатаев «Свинцовой Чушки». Возглавлял ее Гури Гил-Ллиу с веревочной лестницей в руках. За его спиной стояли музыканты, бретеры со шпагами, булочницы и худосочные девицы в остроконечных колпаках с вуалями. Белые кони копытами высекали искры из булыжной мостовой. Темной громадой высилась карета.
– Что это? – одними губами спросил Харметтир. – Ну! Что это за васаби? О, скажи мне, друг мой Оки?
– Ничего не понимаю. Что здесь праздные гуляки делают, народ смущая?
– Мы, о дети Аларика… – начал было кто-то, но смутился и замолк. Из толпы вытолкался часовщик ввытертом гильдейском камзоле.
– Значит, так. Обещали Джинджеллу украсть? Так? Так. Бомонд ждет. Что, слово ваше – ку-ку?
– Давай! – заволновалась толпа. – Кради, борода! Назвался груздем – полезай в карету.
Варваров подхватило множество рук. Аларикцы пытались бороться, но безуспешно. Скоро впереди показались башенки дворца Тутти Форцев.
– Не надо, друг мой, – шепнул Оки Харметтиру. – Нас примут за мошенников. Сдерживай ярость.
– Ведем! Ведем! – заволновалась толпа. – Вот они!
– Га-а-а! – отозвался дворец. – У-лю-лю!
В деле похищения Джинджеллы все зашло так далеко, что участия варваров не требовалось. Прикормленные сторожевые собаки тяжело поводили боками. Лаять им не хотелось, лишний раз вставать – тоже. У ворот в беспорядке лежало оружие. Стражники присоединились к толпе и восторженно ревели вместе со всеми.
– Готово, – объявил Гури. – Музыка!
Грянула музыка:
выводил хор.
Все пути к отступлению оказались отрезаны. Мускулистый бретер крякнул, поплевал на ладони и взялся за лестницу. Раскрутил на бечеве свинцовый грузик, зашвырнул на балкон.
На балконе поднялась суматоха. Едва дуэньи привязали лестницу, как появилась Джинджелла – в бело-голубых шелках и небесной мантилье. Ножка в кружевных панталонах твердо стала на ступеньку. Первая красавица Циркона двинулась в путь – навстречу славе.
Вновь вступили музыканты:
– Вашу руку, мужлан, – Джинджела повернулась к Харметтиру, безошибочно распознав в нем старшего. – Ведите меня к карете. И побыстрее.
– Это вы мне, сударыня?
– Кому же еще?
Голос красотки показался Оки несколько хрипловатым. Да и плечи у нее были широковаты. И походка – не по-женски тверда. Лица разглядеть не удалось, девушка стыдливо пряталась под вуалью.
– Сеньора… – учтиво начал он.
– Сеньорита, остолоп. Пошевеливайся!
Оки как-то сразу все понял и погрустнел. С тоской подумал он о «Свинцовой Чушке», о минестроне по-умилански и спагетти на сыщицкий манер. Что-то подсказывало ему, что цирконской кухни отведать придется не скоро.
Он резво вскочил на облучок. Харметтир неуклюже-галантно попытался открыть дверь, но Джинджелла его оттолкнула. Подхватила юбки, взвилась в воздух – совершенно по- ведьмински – и оказалась в карете.
