Шубников обнял его за плечи.
— Ты все понимаешь, танкист. Ну, будь здоров. Хороший ты командир!
— Хочу спросить тебя, Николай Егорыч. — Куценко впервые назвал генерала на «ты».
— Спрашивай, Семен Захарыч.
— Как думаешь, мы хорошо воевали?
— Думаю, что хорошо. Во всяком случае, ты воевал как надо.
— А что же произошло? Почему так «все вышло?
— Ты старый вояка, Семен, и не миг не заметить, что немцы здесь свеженькие, с колес.
— Да, я это заметил и даже сам тебе докладывал об этом, когда взяли в Боковке два состава с имуществом.
— И куда они шли, эти составы?
— Я не генштаб, не знаю. Но думаю, туда шли, на юг.
— И я так думаю, Семен.
— Значит, мы не зря тут шуровали?
Генерал опять обнял Куценко за плечи и произнес совсем тихо:
— Нам еще спасибо скажут.
— Положим, там, на юге, о нас не знают не ведают.
— Разве это важно, Семен, знают не знают? Для дела воюем.
— Для дела, Николай Егорыч. Благодарю тебя за добрые слова. Ты у меня с души камень снял.
Куценко повернулся и, не оборачиваясь, пошел, почти побежал в сторону рощи, где угрюмо урчали танковые моторы и блестели огоньки костров.
Когда комбриг скрылся за елками, к Шубникову подошел Середа.
— Все танки передаются Куценко?
— Все.
— Подготовить письменный приказ?
— Не надо. Бородин устно передаст по бригадам.
— Может быть, следует зафиксировать это решение? Ведь пробиться через Кузьмичи практически невозможно.
Генерал начал злиться.
— Может быть, вы хотите возглавить танковую группу вместо Куценко?
— Если прикажете…
— Не прикажу, — спокойно сказал Шубников, — выполняйте свои обязанности.
Он повернулся к Середе спиной, взобравшись на сиденье „виллиса“, и развернул карту.
К машине подошел замполит Кузьмин, протянул Шубникову голубенький листок тонкой бумаги.
— Ты видел это? Тут про тебя.
— Нет, комиссар, не видел. — Генерал взял бумагу в руки, стал читать.
Это была немецкая листовка. Под эпиграфом „Штык в землю“ шел короткий текст, напечатанный довольно небрежно, с ошибками: вместо „у“ какой-то странный знак, „и“ вообще пропущено, вместо мягких — твердые знаки. Но суть была ясна: листовка адресовалась „доблестным танкистам“ окруженного мехкорпуса и призывала немедленно сдаваться в плен, который даст „хлеб, тепло и освобождение от произвола комиссаров к тупиц командиров“. Хотя „честным офицерам“ тоже были обещаны разные блага, а в самом конце сообщалось: „Генерал Шубников, который завел вас в этот мешок, давно бросил вас и улетел на самолете в Москву“.
Шубников скомкал листовку, бросил на снег.
— Надо бы сохранить на память, — улыбаясь всем своим широким лицом, сказал Кузьмин и поднял листовку. — Отличается от прошлогодних: тон иной и обращение персональное — специально для нас напечатали. Фирма не жалеет затрат. Видно, мы их тут действительно напугали.
— Да, видно, так, Иван.
8
— Верховный Главнокомандующий, — сказал Поливанов и протянул через стол трубку.
Генерал армии без вступлений (видимо, так уж было заведено) доложил обстановку. Трубка молчала. Выдержав минутную паузу, он сказал:
— Я закончил.
В трубке раздался легкий кашель, а затем вопрос:
— Ваше решение?
— Уничтожать матчасть, выходить с людьми. Опять пауза и новый вопрос:
— Всю матчасть?
— Да, всю.
— А если драться?
— Драться бесполезно. Люди будут потеряны. Корпус как боевая единица перестанет существовать.
— Вы уже отдали приказ?
— Да, отдал. Снова пауза.
— Что делать с Шубниковым?
— Я полагаю, поручить ему заново сформировать корпус, передислоцировав штабы и людей в район Воронежа.
— В награду за то, что попал в окружение и потерял технику? — В трубке послышалось глухое покашливание.
— Шубников выполнил приказ. Окружение не его вина.
— Окружение есть окружение-После длительной паузы в трубке раздался щелчок, а за ним голос, уже более спокойный, ровный:
— Вы уверены, что Манштейн с вашего направления новых дивизий не получит?
— В ближайшие три месяца не получит. В этом уверен. В тех, что окружали Шубникова, осталось теперь полштата танков и в лучшем случае треть штатной мотопехоты. Их выведут на пополнение.
— Вы полагаете, что немцы приняли прорыв корпуса за начало крупной операции?
— Да, это так. В ином случае они бы не бросили резервы, предназначавшиеся Манштейну.
— Изменения в подготовке „Сатурна“ вам известны?
— Я в курсе дела.
Снова пауза, а затем очень тихо:
— Передайте Шубникову мою благодарность. Скажите ему, что он награжден орденом Кутузова второй степени. Если он выйдет, конечно.
И трубка затихла. На этот раз совсем. Генерал армии подержал ее у уха еще несколько секунд, затем осторожно положил на рычаг аппарата.
Мысленно генерал армии всегда называл Верховного тем псевдонимом, который был принят для шифровок: то Васильевым, то Ивановым. И не потому, что не понимал, что значит
