и почти не дающая света, но все же была.
Нет, Берит решил, что свет ему не нужен. Просто дотащился до угла комнаты, поднял доску в полу, пошарил внизу. Достал свою сумку. Это была обычная холщовая сумка, с длинными ручками, чтобы носить через плечо. Выложил на стол туго перевязанную тряпицу, развязал и развернул, в ней были инструменты. Это были не слишком хорошие железки, но когда-то он ими гордился, теперь, правда, следовало бы заказать себе и получше, научился за годы-то ремесла, вот только денег не было, а влезать в долги слесарю он не решался. В общем, пока обходился этими.
Одна отмыкалка была для висячих замков значительного размера, другая поменьше, но тоже для висячих, он ими почти и не пользовался, потому что склады и ворота – не его специальность. Потом два хитрых щупа, которыми можно было через узкую щель просунуться и справиться с засовом, если его не закрывала еще какая-нибудь защелка. А потом последовала его гордость – почти две дюжины мелких крючочков, которыми он умел открыть едва ли не любой дверной замок в городе. Хорошо еще, что у них в Береговой Кости не было чрезмерно искусных умельцев, и замки даже в богатых домах устанавливали несложные, и этими вот железками, как правило, можно было справиться.
Помимо отмычек Гиена достал еще ломик, очень острый стеклорез и стамеску, чтобы бесшумно расширить щель между косяком и дверью, если она бывала слишком узкой. Он протер каждый из инструментов и осмотрел внимательно, чтобы не сломалось что-нибудь на деле. Хотя как бы он поступил, если бы, например, даже на фомке заметил трещину или начавшийся излом, было непонятно. Может, пошел бы к Падану, чтобы подзанять новую, хотя тот и содрал бы с него втридорога за кусок железа… Эх, чем больше теперь Берит думал о своей жизни, тем меньше она ему нравилась.
А ведь раньше он о жизни не задумывался, даже не пытался, даже не предполагал, что такие мысли существуют. Теперь же… Это был еще один тревожный звоночек из тех, которые он слышал последние дни, вот только как следовало поступить, он все равно не знал. Ладно, возьмет он это Покрывало Метли, а там… Может, что-нибудь и переменится к лучшему, потому что куда уж хуже-то?
Он стал спускаться по лестнице и тогда вдруг подумал, что скоро ее нужно будет чинить, укреплять, а ведь раньше он и об этом не думал. Он остановился, снова начал гадать – откуда у него эти вот незнакомые и странные мысли? Будто кто-то незаметно залез к нему в голову и талдычит свое, будто бы он что-то должен сделать, что-то совершить, и не вполне для себя привычное, хотя и сложное… Нет, ничего до конца он не сообразил, подошел к двери, что вела на улицу. Она была заперта на разломанную щеколду, видно, и здесь тот гоблин здоровенный потешился, урод. Обернулся, крикнул, чтобы Гонория в своем подвальчике знала:
– Ухожу я.
Внизу, где Гонория, видимо, сидела, что-то упало, а потом стало так тихо, как и в могиле не бывает. Не хотела она ему ответить, разозлилась, наверное, и на сломанную дверь, и на его вопрос о любви.
Вышел, дверь захлопнул за собой гулко, прошел два шага по знакомому переулочку и вдруг снова остановился. Дышал тяжело и смотрел теперь назад с мукой. Ох, плохо это было – возвращаться, когда на дело уже вышел. Но деваться некуда, рука-то была здорово отбита, когда он пробовал защититься от ударов, не стоило ей сегодня доверять, хотя завтра, не исключено, еще хуже будет. Да, досталось ему не вовремя, но, с другой-то стороны, когда это вовремя бывает?.. И все же развернулся, пошел назад.
Подниматься теперь не стал, зашел в полуподвальчик, где Гонория сидела на довольно широком, но ободранном креслице, склонившись над чем-то мягким и чистым. Видно, какую-то скатерку подрубала, или даже штопала, или вышивку какую-нибудь пускала по ткани, она же мастерица была, на самом-то деле, могла и вышивку сделать, и очень неплохо у нее выходило… Но головы не подняла, спросив угрюмо:
– Чего вернулся?
– У тебя веревка была, где?
– В углу, за комодом, валяется.
Веревка у нее действительно лежала за ящичным комодиком, который достался ей, когда Берит случайно разбогател вдруг и купил комод у столяра с соседней улицы. Ох и гордилась же Гонория подарком, даже пробовала воском натирать, чтоб блестел. Этот комодик она считала теперь обязательной своей вещью, чтобы заказчики видели: пусть она и не богата, но их вещички, над которыми она работает, не просто так окажутся в кучу свалены, а будут уложены аккуратно, как в хороших, хозяйственных домах.
Берит отодвинул комод, за ним увидел нишу со свернутым кольцами куском толстенького шпагата. Он уже и забыл, когда и где его стырил, теперь, когда у него одна рука болела, веревка эта была кстати. Он вытащил ее, отрезал маленьким портновским ножом, который нашел перед Гонорией, два куска локтей по пять длиной, связал, чтобы получились две петли. Сказал неопределенно:
– Это – чтобы отдохнуть, если не найду хорошего уступа. А то рука левая почти не сгибается в локте, и плечо ноет.
– Может, еще фонарь нужен? – спросила вдруг Гонория.
– Нет, если понадобится, я там факел отыщу.
И Берит по прозвищу Гиена окончательно пошел заниматься своим делом.
5
Он стоял перед воротами в храм Метли и смотрел на факелы, которые этой ночью, сухой и на редкость ветреной, выбрасывали в воздух свое пламя, яркое, неровное. Стоял почти на том же месте, на котором произошла драка с тремя деревенскими дурачками, и успокаивался. Как ему начинало казаться, у него даже ребра переставали болеть, даже плечо отпустило. Он снова вникал в здание перед собой, согласовывался с ним, проникал в его архитектуру, в его характер, в строение коридоров, стен, контрфорсов, помещений, и даже еще точнее – в передвижения охранников по стенам и внутри зданий, в свет факелов, который изнутри, через редкие и узкие окна, похожие на бойницы, пробивался наружу…
Где-то мелькнула тень, едва заметным затемнением этого света, еще где-то раздался невнятный звук, то ли бравые охранники затеяли перепалку, а может, просто заспорили о чем-то своем, или монахи дружно и стройно начали молиться, выпевая Метле псалмы, или служки убирались после долгого дня и торговались, кому что делать… Гиене было знать важно, но не слишком. Он и так уже знал, как будет двигаться и куда направится.
Обошел стену, со стороны бухты, невидимо плещущейся за домами, тут было чуть-чуть светлее, все же море еще подсвечивало, хотя это могли различить только его глаза, охранники храма этого наверняка не замечали. Потом присмотрелся к горгульям, они ему не нравились, были слишком выразительными. Он снова, уже в который раз, подумал, может, и стражники не понадобятся, схарчат чудища эти неловкого воришку и не подавятся, лишь поутру под стенами его косточки обглоданные найдут и даже убирать не станут, городские собаки растащат, чтобы в своих укромных углах догрызть.
Какой-то храмовник наверху неуклюже загремел доспехами и коротким копьем проскреб по камням, а может, так-то он боролся со скукой, ленью и собственными мечтами, хотя, с другой стороны, какие мечты у охранника?.. Пиво он и так каждый вечер получает, жратвы ему, по всему, тоже хватало, и даже форму выдают, почитай, дважды в году, а о прочем он и догадаться не умел… Все это было теперь глупо и неправильно со стороны Берита, теперь следовало действовать. И не терять концентрацию.
Как бесшумная тень, почти незаметная в общей темноте, Берит выскочил из щели между домами и оказался под стеной. Отсюда она казалось непомерно высокой и слишком уж
