лица у служанок были чуть веселей, и одеты они оказались чуть побогаче, и выглядели более довольными и сытыми. Называлась она «Четырехлистник», что это значило, ни Фран, ни Калмет не знали, но что-то это все же значило, а как же иначе?
Пока они ужинали, кстати, неплохим жарким из свинины, сыром, довольно ароматным и крепким вином и на редкость хорошими, свежими булочками, которых Калмет съел чуть не целую дюжину, макая их в подливу от жаркого, Фран поговорил с хозяином. Тот, быстренько оглядев зал, присел за стол к самому богатому и знатному, по его мнению, путешественнику и пустился в обычные в таких случаях разговоры.
Тогда и выяснилось, что власть в городе крепка, а времена установились спокойные, слава барону и всему его благородству, даже чумы, что частенько наведывается в портовые- то города побережья, давно не бывало… Но говорить с владельцем «Четырехлистника» оказалось, в общем, скучновато, поэтому, когда он стал повторяться, а есть уже не хотелось, Фран с Калметом посмотрели на комнату, которую им выделили, одну на двоих, но с двумя кроватями, и отправились бродить по улицам.
Хотя Фран и подозревал, что в этом сером, убогом городишке, где слишком тесно, по его представлениям, проживало тысяч под двести разных смертных, смотреть будет не на что. Не могло быть тут ничего слишком-то уж интересного, даже порт, пожалуй, будет таким же унылым, как и все в этих землях, в этих владениях.
Хозяин им вслед прокричал:
– Вы бы осторожнее ходили, гопода хорошие, не ровен час, в портовые кварталы забредете. А там по ночам разное случается, туда даже стражники лишний раз не суются.
Франа это мало беспокоило, он лишь звякнул навершием кинжала о поясную пряжку и ничего не ответил. Неожиданно Калмет решил высказаться:
– Господин, не нравится мне этот трактирщик. Ох не нравится… Видно же, что он бывший солдат, битый и умный, и глаз у него на нашего брата наметанный, он многое понимает.
– Уже понял, – рассеянно отозвался Фран.
– Может, и уже, – согласился оруженосец.
В этом была доля правды, солдата видно и по выправке, и по привычкам. Как ни переодевайся и кем ни представляйся, как ни меняй форму и белым плащом ни прикрывайся, а главное все равно остается. И хорошо ли было в их нынешнем положении, что остается? Пожалуй что, не очень, ведь приказано же Госпожой, чтобы они тишком, незаметненько… Только как тут незаметным останешься?
– Значит, – решил Фран, – нужно все провернуть быстро, чтобы никто ничего не успел против нас предпринять.
И оба подумали, как иногда бывает между тесно живущими и хорошо знающими друг друга людьми, что было бы неплохо, если бы они еще знали, что именно им тут делать?
Они бродили, смотрели на людей, которых становилось по вечернему времени все меньше, напились в фонтане, который подавал воду, а потом ноги сами привели их… куда-то ближе к порту, в некий пограничный район, между относительно зажиточной частью города и кварталами совсем уж бедных, едва ли не нищенствующих обывателей. Как часто случается, это были старые кварталы, с которых город начинался в невообразимо далеком прошлом.
Так и должно быть, решил Фран, богачи могут позволить себе новые дома, а в прежние, ветшающие и потихоньку разваливающиеся, селились те, у кого денег на новое жилье не было. Лишь позже, когда город обретет достаточный статус, когда снова пойдут деньги тех, кто захочет сюда переселиться, центр начнет восстанавливаться, заново отстраиваться, ремонтироваться, и тогда, глядишь, это место вернет респектабельность, станет настоящим украшением города – богатым, привольным и спокойным. Но пока до этого было далеко.
Внезапно Калмет дернул Франа за рукав. На небольшой площади перед строением, которое более всего напоминало Франу рыцарско-храмовое приорство или оборонительный монастырь, с тяжкими башнями, выглядывающими поверх стен, на которых красовались горгульи, мало вязавшиеся с монашеским служением… – на площади шла работа, стучали топоры, и полдюжины плотников сколачивали то, что Фран и Калмет узнали сразу, – над невысоким помостом строили виселицу.
Фран заинтересовался, постоял, посмотрел. И вдруг… Как уже бывало с ним, виселица эта вдруг сделалась такой явственной, такой яркой даже в сгустившейся тьме, что он глаза потер от удивления. Но нет, дело было не в ярких факелах, которые освещали помост и перекладину на двух столбах, и не в том, что Фран слишком долго к виселице этой приглядывался.
Она на самом деле сделалась какой-то… цветной, что ли? Проступила фактура свежерубленого дерева, лезвия топоров заблестели, как бывает только у очень ухоженных инструментов, даже лица плотников стали едва ли не вдохновенными. И еще Фран решил, что неизвестно почему он почти о каждом из этих вот мастеровых может сказать что-то определенное.
Вон у того болен сын, и он о нем волнуется, рассчитывает, если за эту работенку заплатят, он сможет пригласить к нему настоящего доктора, который лекарства продаст. Другой, карлик с окладистой бородой, в которой застряли опилки и мелкие стружки, надеется прикупить подруге новенький браслет, чтобы она была к нему благосклонной… Кажется, и подругу Фран теперь мог представить себе, будто бы по волшебству: она была не карликовой крови, а получеловек-полуфеноя, какое-то из мелких эфирных созданий, которые, случалось, жили в городах, промышляя магией и торговлишкой… Третий был крестьянином, попал в город недавно, но тщился заработать на жизнь здесь, чтобы выписать из деревни семью, потому что очень уж голодно у них в деревне стало. Какой-то из владетелей так устроил хозяйство, чтобы его арендаторы разбегались кто куда, а он бы на освободившейся земле устроил выпасы для тонкорунных редких овец и тогда сделался бы уважаемым торговцем шерстью… А как можно выгнать арендаторов, которые эту землю пахали много поколений? Только голодом, поднимая плату за аренду до небес, отнимая у работяг все, что они могли получить за свою работу. Он-то, этот вот крестьянин, потому и в город подался, чтобы грядущую зиму все же пережить, не сдохнуть от бескормицы…
Фран тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение, вернуться к своим чувствам и мыслям. Для верности обернулся к Калмету:
– Ты ничего не заметил?
– Плохо строят, торопятся, – отозвался оруженосец. – Когда мы однажды осадную башню пробовали строить, тоже торопились, так меня сержант так отделал… А их за такую-то работу он тоже по скулам бы почесал. Плохо строят, для одного дурака какого-нибудь, конечно, хватит, а вот для чего серьезного… Нет, долго не простоит.
– Пойди узнай, в чем дело, – приказал Фран.
Калмет отправился к мастеровым, спросил о чем-то, Фран это видел, как все теперь видел – слишком резко, отчетливо и ясно. Карлик, который оказался главным, подошел к Калмету и о чем-то начал ему горячо рассказывать, Калмет кивал, соглашаясь. Наконец карлик поклонился, Калмет пошел назад.
– Он сказал, что это храм Метли какой-то… Она у них тут святая местная и для женщин многое значит или значила когда-то.
И снова, с той неожиданной ясностью, которой Фран все не мог надивиться, он вспомнил, что имя это ему не совсем незнакомо. Когда он был мальчишкой при орденских казармах, что-то он о Метле слышал… Ведь их там не только мечом махать учили, даже азбуку магий привить пробовали, а если у кого получалось, брали в мальчики для внутренних покоев, и считалось это тогда весьма значительным повышением, ведь это тебе не грязь на плацу месить…
– А почему виселица? – спросил он.
