«Значит, Чиф использовал свое официальное положение полицейского и в том, чтобы привязать меня к себе покрепче», – решил Том.
– Тем не менее я у вас, – сказал он на всякий случай.
Тетка застучала по клавишам еще активнее, а потом вдруг с видимым удовольствием откинулась на спинку необъятного кресла, обитого искусственной кожей под зебру, и стала предлагать совсем уж дивные для Тома условия. Вроде бы ему придется подождать денек другой… Что на местном языке могло означать и не одну неделю ожидания. Но если он подпишет контракт сейчас, ему могут выдать совсем неплохой аванс. Разумеется, в гинеях, имеющих хождение наравне с местными валютами почти во всех странах бывшего Британского Содружества.
Оклад Извекову предложили почти баснословный – более трехсот гиней в неделю, что при пересчете в четыре ранда с копейками за гинею, составляло… А как только он окажется на Луне и приступит к своей новой работе, оклад мог еще повыситься. Том еще разок подумал.
– Собственно, – начал он осторожно, – меня в моей прежней фирме ничего не держит, могу перейти к вам даже сейчас. У меня и документы при себе, и деньги на кредитной карточке… Вот только, я полагаю, мой прежний работодатель будет меня разыскивать, а потому мне бы хотелось жить не в гостинице, а где-нибудь… не в самом доступном месте.
– Скажем, – мягко предложила цветастая тетка, – в загородном клубе, который принадлежит нашей фирме. Там, как правило, должны восстанавливаться мунеры… И вы среди них быстрее войдете во вкус того мира, куда отправитесь.
Так Том впервые услышал этот термин «мунер», то есть «лунит», от английского названия Луны. Словцо ему понравилось, и это послужило еще одним доказательством того, что стоило стать одним из них.
Предложение было разумным. Если Чиф мог вычислить его по своим каналам почти где угодно в этой стране, то в закрытом клубе, принадлежащем этим рекрутерам, он вряд ли его найдет в течение, скажем, пары недель. А за это время Том будет уже… Впрочем, до конца он почему-то в это еще не верил. Оказаться на Луне, работать там и, возможно, впервые с того момента, как он увидел черную машину, подъезжающую к воротам его санатория в далекой России, где проходил лодирование, впервые почувствовать себя в безопасности – это же было здорово, просто великолепно! Вот только бы это исполнилось… Но теперь на это можно было, по крайней мере, надеяться.
3
Пансионат почти сразу же напомнил Тому тот бординг-хаус, в котором он жил в Архангельске. Такие же малознакомые люди, у которых было много общего: работа, знакомства, жаргон и даже слухи, которые всегда циркулируют в закрытых сообществах. Но Извеков в этот круг не был включен, не был в него допущен. На него смотрели косо, а были и такие, что попросту недоумевали – зачем он бросает Землю, чтобы работать там… где еще не бывал, но откуда многие и многие хотели бы удрать, если бы могли себе это позволить.
Что-то было такое в Луне, что не нравилось почти никому из этих людей. Но спустя пару дней Томаз решил, что не может этого быть, а просто в пансионате оказались те люди, которые хотели как можно больше времени проводить на Земле. Они соскучились по ней, потому-то за счет своих компаний, за счет так называемого социального пакета и выбрали отпуск именно на родной, материнской планете.
Должно быть, по старой памяти Том попробовал играть с этими людьми в шахматы, но скоро играть с ним перестали, потому что он на удивление не забыл того объема партий, которые получил при лодировании, и мог попросту выбирать схему игры, почти не задумываясь самостоятельно и легко обыгрывая даже тех, кто мнил себя знатоком этой игры, забирая при этом условленную за партию ставку в десять гиней.
Во всей этой истории с шахматами только и оказалось хорошего, что Извеков узнал от кого-то из отдыхающих экономистов, что можно было, оказывается, не беспокоиться по поводу всех своих денег и даже не терять их, меняя имена и удирая от секуритов. А можно было запаролить доступ к своим средствам в какой-нибудь инвестиционной компании, которая должна была выплачивать ему не только те деньги, которые он в нее вложил бы, но и немного «наварить» на этом вкладе. Хотя экономист признавал, что разгуляться на те суммы, которыми Извеков располагал, не очень-то получится. Хитрость состояла только в том, чтобы вложить деньги в банк или компанию незаметно для всех, чтобы потом его все же не могли отследить. Но об этом он тоже спросил и получил пару дельных советов. На всякий случай, выехав разок в город, как тут все называли Преторию, он сделал этот вклад, хотя и не был до конца уверен, что эта схема сработает так, как его в том убеждали.
Кстати, если бы Извеков не отстал от жизни в гидромире, он бы знал, что гинеи получали теперь все большее хождение, заменяя прежние евро и тем более доллары и рубли.
С Америкой вообще происходило что-то не то, насколько Том узнал от более осведомленных и живо интересующихся жизнью на Земле лунитов. Общее мнение было такое, что люди оттуда оказались не готовы к той жизни, которая теперь предстояла человечеству. Они были слишком избалованы комфортом, часто надуманным и ненастоящим, а выгодным только кучке каких-нибудь деляг. Как только эти выгоды для пресловутых богатеев кончились, как только все сколько-нибудь выгодные рынки заняли мекафы, иногда даже просто переформировали их, американцы не сумели не то что приспособиться, но даже не поняли этого. И стали живенько из своей Америки, которой клялись в вечной любви и преданности, удирать во все лопатки. Вот только не очень-то их теперь принимали в остальном мире. В общем, если с Японией получилось героически, то с Америкой вышло наоборот – противно и гниловато.
Зато, опять же по слухам, все совершенно отлично стало устраиваться с Россией. И Тому, конечно, это не могло не нравиться. Вот только одно его и смущало. «Как же так? – думал он. – Мы ведь тоже любили свою родину, тоже готовы были драться за нее…» И он ведь дрался, рисковал жизнью и готов был проливать кровь… Но получилось так, что сколько- нибудь человеческое житье, которое так и не сумели наладить едва ли не все предыдущие правители, для русских-то людей оказалось предпочтительнее свободы и независимости… Не в пример японцам. Но Том успокаивал себя, что до него могли попросту не доходить слухи о таких людях, как Вешка и прочие повстанцы, которые не захотели «присоединяться» к новому миру, к новому порядку.
За этими размышлениями Извеков и не заметил, как пролетели две недели. Для него это
