– Таисия Васильевна, доложись, а потом иди себе, – он усмехнулся. Хотя юмор был совершенно начальственный.
– Докладываю – очень плохо с перевязкой. Разумеется, нет лекарств. Если в ближайшее время город не научится производить хотя бы основной набор медикаментов, я… – она развела руками.
– Понятно. Но я вот чего не понимаю, почему вы сами не можете взяться за дело? Ведь у вас есть и специалисты, и даже какая-никакая материальная база, аптеки в основном уцелели…
– Аптеки разграбили чуть не в первую очередь, – жестко сказала мама. – А что касается самостоятельности и самодеятельности… Это лекарства, во всем мире они должны быть сертифицированы. Если мы начнем пробовать, а потом кому-то станет хуже, а станет непременно, потому что тут Полдневье, и никто не знает, какой эффект окажет местный мак по сравнению с земными опиатами, то…
– Таисия, чего ты хочешь?
– Чтобы не было процессов над врачами, когда у нас пойдут неудачи.
– Ты думаешь, они непременно пойдут?
– Непременно.
– Как вы организационно хотите это делать?
– Путь известный. Создадим комиссию и определим приоритетные направления. Потом выясним возможности, найдем, уговорим людей и наметим сроки. Потом начнем изучать клинику применения новых препаратов.
– Я так тебе скажу, я понял лишь одну треть того, что ты сказала. Или мне кажется, что понял. Поэтому я не могу сказать тебе «нет». Создавайте комиссию. За ее действия будешь отвечать ты.
– Я людей лечу. А у нас есть такие, которые уже налечились по самые уши, только и мечтают, что пересесть в начальственное кресло.
– Что ты имеешь в виду? – Глаза Рымолова стали узкими, как у Кима, когда он смеялся.
– Я могу бегать по городу, могу диагностировать. А комиссия – работа не сахар, тут нужно сиднем сидеть. Предлагаю привлечь кого-нибудь из наших медицинских пенсионеров. Им это будет по плечу, и я останусь при деле.
– Привлекай, – кивнул Рымолов. – Но в комиссию ты будешь входить в обязательном порядке.
– Договорились. Я могу идти?
– Ох, Таисия, ты мне всю дисциплину порушишь, – он улыбнулся, но уже вполне по- человечески, не по-начальственному.
Мама встала и ушла. Ростик посмотрел ей вслед с восхищением. Он точно знал, что ему так никогда не научиться.
– Гринев, может, по принципу семейственности продолжим с тобой? Что у нас с пленными губисками?
– Я с ними всего неделю работаю, Андрей Арсеньевич. Пока результаты скудные, молчат. Главное, конечно, языковой барьер, но и нежелание общаться наблюдается. Полагаю, тут нужен специалист.
– И кто же у нас спец по губискам?
– Не по пурпурным, а по пленным. Этим должен заниматься Дондик. У него есть умение допрашивать, может, даже угрожать.
– А ты – никак? – Рымолов подумал. – Не знаю, а вдруг ты прав? Подождем Дондика. Чем же ты хочешь заниматься?
– Похоже, я разведчик, – признал Ростик. – А для этого у нас появился новый инструмент – лодки. Вот их возможности, пожалуй, я бы выяснил с большим удовольствием, чем возиться непонятно с кем и как.
Рымолов посмотрел в окошко.
– Ну, что же, по крайней мере, в последовательности тебе не откажешь. Значит, с тобой мы решили.
Глава 34
Ростик вылетел из кабинета Председателя пробкой и потопал к дому. Свою идею он озвучил уже на улице, когда рядом никого не было:
– Никогда не буду кабинетчиком. Ну их… всех.
После этого гнев его несколько спал. Хотя он по-прежнему не мог объяснить, что именно вызвало у него такую бурную реакцию. Разумеется, не Рымолов, это точно. Бывший отсидент, профессор и просто умный человек еще сам по себе не будил в Ростике гнева. По крайней мере, Ростик был уверен, случись им остаться наедине, выяснится, что Председатель думает и говорит по-прежнему.
Но все-таки что-то в Рымолове стало не так. То ли магия места, кабинет, даже самого райкома повлияла на его психику, то ли необходимость решать за других, не вдаваясь в нюансы, кратко и решительно, строго и жестко?
Интересно, чувствовал ли это сам Председатель? Может быть, он думает, что все идет
