медленно, но верно селиться в колонии, целый час не садились на крыши. Но это было лишь начало. На соседней с фонтаном площади, которую выбрал Поликарп, устроили не что-нибудь, а настоящий филиал пресловутого номерного производства.
Тут круглые сутки было светло, горели факелы и громыхали, громыхали, громыхали сборщики. Они быстренько собрали довольно первобытный на вид, но вполне работоспособный стапель, потом принялись свинчивать из пронумерованных гнутых шпангоутов и продольных стрингеров остов, затем наклепали на него трехмиллиметровые стальные щиты и лишь после этого стали устанавливать в полученную посудину разные системы, о назначении которых до поры до времени Ростик мог лишь догадываться.
К концу работы в Одессу прибыл седой, полуслепой полковник, который оказался вполне настоящим капитаном первого ранга, и даже в молодости, задолго до войны, ходил на первых, оставшихся еще от царского Балтфлота, субмаринах. Как оказалось, толку от него в Полдневье чуть, но он все-таки собрал, используя авторитет Дондика, почти всю гоп- компанию, то есть Ростика, Поликарпа, Квадратного, Пестеля и даже Эдика, который со временем стал в городе заметной фигурой, потому что распределял жилье, постельное белье, обмундирование и даже договаривался с заводом о порядке транспортировки частей для подлодки.
Несколькими лекциями, иначе это и назвать было невозможно, бывший каперанг просветил будущих подводников в хитростях ремесла. А именно: рассказал о тактике использования того устройства, которое Поликарп, должно быть забывшись, назвал торпедным аппаратом, дал понятия о подводной установке мин, которых еще никто в глаза не видел, но которые, по сведениям Дондика, упорно проектировали на заводе, и попытался даже объяснить азы навигации. Но тут уж Ростик восстал.
– Навигацию в нашем заливе объяснять не нужно. Вы бы лучше рассказали про технику спасения экипажа при аварии.
– С каких пор залив стал «нашим»? – спросил Дондик, который в тот день тоже присутствовал в «навигацком» классе.
– Что-то ты уж больно мрачно смотришь на ситуацию, – ввернул Эдик, но Квадратный поддержал Ростика, да и Пестель считал, что это будет нелишне. И пришлось каперангу менять программу.
В общем, спасение на таких глубинах оказалось делом простым. Если бы не акулы, о которых с некоторых пор ходили разговоры, но которые в пределах видимости постов на молу ни разу еще ни на кого не напали, они проблемой вовсе бы не считались.
К середине сентября, когда стало ясно, что проектанты, как водится, что-то забыли, а чего-то не учли, и с завода стали ждать новые, уже переделанные детали, выдалось несколько очень спокойных дней.
В принципе все было ясно. Работу, которая их ожидала с подлодкой, ребята для верности обсудили между собой. Кроме того, выдали разные замечания Киму, который должен был оказывать поддержку с воздуха. После этого каперанга отпустили в Боловск и стали ждать окончания сборки. Вернее, каждый занялся своим делом.
Пестель возобновил сидение в лаборатории, Ростик и Квадратный с патрулями обошли вновь заложенные поля, на которых трудились «крестьяне», Ким вел, как он выразился, пассивную разведку берега пернатых, а Поликарп принялся ходить по городу, делая рисунки на крохотных, с ладонь, клочках бумаги и производя какие-то не совсем понятные замеры. Он-то и сделал одно странное открытие.
Так уж получилось, что, отшагав за весь день почти сорок километров в доспехах, Рост и Квадратный вернулись в столовую уже после ужина. Едва выпросив у кашеваров, которые мыли котлы на завтра, по порции еды, они расположились за «своим» обычным столом, как Поликарп, оглядываясь, словно за ним гнались, ввалился с улицы. Вид его был странен – волосы торчали, глаза горели, а руки подрагивали, особенно когда он пытался бесцельно переложить свои рисунки из одного кармана в другой.
– Ребята, пойдемте, я хочу кое-что показать.
– А завтра никак? – спросил старшина, уткнувшись в свою фасоль с остатками рыбы.
– Это интересно, – попробовал настаивать инженер.
И была в его голосе такая обреченность, смешанная, как ни странно, с восторгом первооткрывателя, что Ростик решился.
– Сейчас дожуем и сходим.
Поликарп ждал, пока они дожуют, с терпеливостью восточного бедуина, зато когда они встали, сорвался с места, так что ребятам едва удавалось за ним поспевать. Инженер провел их какими-то казематами, бегло объяснив, что «так короче», потом поднялся по лестницам, раз пять или даже больше сверился со своими планами и, наконец, вышел в довольно обширный полукруглый зал.
Так уж получилось, что свет тут «производил» только «жучок» инженера, которым тот вжикал не переставая, перекладывая фонарик из руки в руку. Но и его было достаточно, чтобы… Да, это был барельеф вроде тех, которые Ростик видел еще в Чужом городе. Только этот представлял не Широв или червеобразных Махри, а порт, который они для себя стали называть Одессой. И вид этот был представлен в трехмерном изображении, как бы с высоты птичьего полета.
Иные дома были так подробно вырезаны или вылеплены из светлого камня, что можно было при желании посчитать количество окон на фасаде. И Ростик был уверен, если бы он попробовал проверить неизвестных камнерезов, ошибок он бы не отыскал.
Быстро убедившись, что изображение слишком велико, чтобы рассматривать его с фонариком, Квадратный подпалил один из захваченных еще в столовой факелов. Что-что, а запасливость ему никогда не изменяла. И когда в помещении стало светлее, когда как бы даже сам воздух раздвинулся вместе с тенями, стало видно, что изображение в самом деле захватывает весь город, от восточных стен до западных, от моря до главных подъездных ворот. И частично даже изображает водопровод, идущий от реки.
– Здорово, – отозвался старшина, но голосом, который ни о каком «здоровье» не
