случилось за эти годы.
Доро промолчал, знаком показывая ему выйти из комнаты.
Исаак молчаливо подчинился. Возможно, он ощущал себя виноватым гораздо больше, чем следовало. Эта девочка была необычной. Никто из ее братьев или сестер не мог бы почувствовать Доро на расстоянии нескольких миль, несмотря на все их безрассудство, связанное с близостью переходного возраста. Какие чувства охватывали Доро при этом? Забота, и в большей степени беспокойство. Это были какие-то неопределенные ощущения, связанные скорее не с ее переходным возрастом, а с тем, что она стояла на краю чего-то такого, надвигающегося на нее, с чем она еще никогда не сталкивалась. Что-то новое. Это было похоже на то, как если бы, находясь в Нью-Йорке, он мог ощущать присутствие еще одной Энинву — новой, отличавшейся от прежней, еще более пленяющей и влекущей. Еще ни разу в жизни он не следовал своему чувству с таким желанием.
Девушка чуть шевельнулась в его руках, и он подвел ее к стоявшей возле камина скамье с высокой спинкой. Эта узкая скамья была почти столь же неудобна, как и деревянные стулья. Уже не первый раз Доро интересовался, почему Исаак и Энинву не купят или не сделают более современную и удобную мебель. По крайней мере, они могли хотя бы попытаться.
— Что происходит со мной? — прошептала она, склонив голову ему на плечо. Но даже при такой близости Доро едва мог ее слышать. — Это очень беспокоит меня.
— Потерпи немного, — просто ответил он. — Это кончится.
—
— Скоро. — Она чуть отстранилась от него, так что он смог заглянуть в ее маленькое лицо, набухшее и изможденное от слез. Цвет ее лица был скорее серым, чем густо- коричневым. — Тебе удается поспать?
— Немного. Иногда. Эти ночные кошмары… только мне кажется, что это и не кошмары вовсе, не так ли?
— Тебе лучше знать, что это такое.
Она откинулась на высокую спинку скамьи.
— Ты знаешь Дэвида Уиттена, он живет через два дома от нас?
Доро кивнул. Этому молодому человеку было двадцать. Весьма подходящий материал для разведения породы. Его семья должна стать весьма полезной в следующих поколениях. У них была определенная чувствительность, которая беспокоила Доро. Он не мог заранее сказать, кем они могли стать, но те ощущения, которые он получал от их присутствия, его радовали. Они являли собой очень приятную загадку, которая могла бы разрешиться при дальнейшем очень тщательном разведении этой породы путем близкородственных браков.
— И почти каждую ночь, — продолжала Нвеке, — Дэвид… проводит в постели собственной сестры.
Пораженный, Доро рассмеялся.
— В самом деле?
— Да, они ведут себя прямо как женатые люди. Почему ты находишь это забавным? Ведь они могут нажить неприятности… брат и сестра… Они могут…
— С ними все будет хорошо.
Она внимательно вгляделась в него.
— Ты знал об этом?
— Нет. — Доро все еще продолжал улыбаться. — Сколько же лет девочке? Около шестнадцати?
— Семнадцать. — Нвеке чуть замешкалась. — Ей очень нравится это.
— Так же, как и тебе, — сделал свое заключение Доро.
Нвеке отшатнулась от него, испытывая явное затруднение. Ее нельзя было назвать скромной или слишком застенчивой. Ее замешательство было весьма откровенным. — Я не хочу ничего знать об этом. Я даже не хочу пытаться узнать!
— Ты что же, думаешь, что я буду порицать тебя за то, что ты это узнала? Именно я?
Она заморгала, облизывая губы.
— Нет, конечно, не ты. А ты собираешься… соединить их друг с другом, так?
— Да.
— Именно здесь?
— Нет. Я хочу забрать их в Пенсильванию. Сейчас я подыскиваю место для них.
— Они были настоящим облегчением для меня, — сказала Нвеке. — Ведь временами бывает так легко воспринимать их, что порой я ничего другого просто и не ощущаю. Хотя прошлой ночью… прошлой ночью здесь было несколько индейцев. Они поймали белого человека. Он сделал что-то: убил одну из их женщин, или сделал еще что-то плохое. Тогда я оказалась захвачена его мыслями, и при этом мои ощущения сначала были очень расплывчатыми и неясными. Они мучили и пытали его. Это продолжалось так долго… так долго, прежде чем он умер. — Она крепко сжимала руки, а ее глаза расширялись от этих воспоминаний. — Они выдрали ему все ногти, а затем резали его и жгли, а их женщины буквально рвали его на куски, словно голодные волки свою добычу. Затем… — Она остановилась, едва не задохнувшись. — О, Боже мой!
— И ты была захвачена его мыслями и переживаниями все это время? — спросил Доро.
— Все время… включая… все. — Она тихо вскрикивала, сдерживая рыданья, и смотрела прямо перед собой. Из глаз ее катились слезы, а ногти глубоко впивались в ладони. — Я не понимаю, как мне удалось остаться в живых после всего этого, — прошептала она.
— Но ведь ничего из этого с тобой не произошло, — заверил ее Доро.
— Именно со мной все это и случилось, каждая частица этого кошмара прошла через меня!
Доро взял ее руки и попытался разжать длинные тонкие пальцы. В тех местах, где ногти касались ладони, были видны оставшиеся кровоподтеки. Доро пробежал пальцем по ее обстриженным ногтям. — Итак, здесь все десять, — сказал он, — и как раз там, где им и положено быть.
— Но я ничего не понимаю.
— В моей жизни тоже был такой период, девочка. Возможно, я вообще был первым человеком, кому пришлось пройти через такие изменения в организме, это было так давно, что ты даже не можешь себе этого представить. Я понимаю тебя очень хорошо.
— Тогда, видимо, ты забыл! Может быть то, что было с тобой, не оставляло этих меток на твоем теле, но эти метки остаются, вот они! О, Боже, они существуют! — Теперь она начала рыдать. — Если начинают стегать плетью раба или преступника, я тоже чувствую это, ничуть не слабее того, на чью спину опускается плеть!
— Но ведь не имеет никакого значения, сколько раз умирают другие, — заметил Доро, — ты-то не умрешь.
— Почему нет? Люди часто умирают в период подобных возрастных переходов. Ты сам умер!
Он только усмехнулся при этих словах.
— Не совсем. — Затем он стал серьезным. — Послушай, единственное, о чем тебе не стоит беспокоиться, так это о том, что ты можешь стать похожей на меня. Ты будешь чем-то
