ней, и только поэтому еще не убил. Но с тех пор, как она ясно дала понять, что не любит его и подчиняется только его силе, он чувствовал необходимость напоминать ей об этой силе. И если он не может это сделать, отдавая ее в руки человека-дьявола, потому что этот человек тут же перестает быть дьяволом, то он может забрать у нее этого человека именно сейчас, когда ее интерес к нему стал особенно сильным. А кроме того, возможно, Доро догадался, что она сказала Томасу, — что скорее разделит постель с ним, чем с Доро. Для человека, привыкшего к обожанию, такая догадка могла быть страшным ударом. Но что она могла сделать?
— Доро, — продолжала упрашивать она, — этого вполне достаточно. Я все поняла. И я была неправа. Я буду помнить об этом и вести себя гораздо лучше.
Теперь она сжимала обе его руки, склоняя свою голову перед гладким молодым лицом. Внутри она пронзительно кричала от ярости, страха и отвращения. А снаружи ее лицо было таким же гладким и спокойным, как и его.
Но из-за упрямства, голода, или от желания причинить ей боль он не мог остановиться. Он повернулся к Томасу. И в этот момент Томас понял.
Он отскочил назад, и недоверие вновь отчетливо проступило во всем его облике.
— Почему? — сказал он. — Что я сделал?
— Ничего! — неожиданно закричала Энинву, и ее руки, лежавшие на руках Доро, мгновенно сжались так, что Доро не мог разжать их никаким обычным путем. — Ты ничего не сделал, Томас, только служил ему всю свою жизнь. Сейчас он думает только о том, как отнять у тебя жизнь в надежде мне досадить. Беги!
Мгновение Томас стоял, словно застывший.
— Беги! — крикнула Энинву. Доро изо всех сил пытался вырваться — без сомнения, это был рефлекс страха. Он хорошо знал, что не сможет освободиться из ее рук или превзойти ее в физической силе в одиночку. И он не должен использовать свое обычное оружие. Он все еще не закончил с ней. Ведь теперь она носила потенциально ценного ребенка.
Томас побежал прямо к лесной чаще.
— Я убью ее, — закричал Доро. — Твоя жизнь, или ее.
Томас остановился, оглянулся назад.
— Он лжет, — почти с восторгом сказала Энинву. — Беги, Томас. Он лжет!
Доро попытался ударить ее, но она поставила ему подножку, и когда он упал, перехватила его руки таким образом, что при любом движении он причинял себе страшную боль. Очень страшную боль.
— Я буду подчиняться, — прошипела она прямо в его ухо. — Я буду делать все, ты захочешь!
— Отпусти меня, — сказал он, — или ты не будешь жить, даже подчинившись. Сейчас я говорю правду, Энинву. Поднимайся.
На этот раз в его голосе до ужасающего ясно звучала смерть. Именно так звучал его голос, когда он на самом деле был готов к убийству: голос становился абсолютно бесцветным и незнакомым. И Энинву почувствовала, кто был перед ней. Это был дух, смертоносный голодный демон, скрученный огбанджи, готовый выскользнуть из своего молодого мужского тела, чтобы оказаться в ней. Она старалась сжать его еще сильнее.
Но теперь здесь снова появился Томас.
— Отпусти его, Энинву, — сказал он. Она вскинула голову, чтобы взглянуть на него. Она рисковала всем на свете, чтобы дать ему возможность бежать — по крайней мере, возможность, — а он вернулся назад.
Он попытался оторвать ее от Доро.
— Отпусти его, еще раз говорю тебе. Иначе он перешагнет через тебя и заберет меня двумя секундами позже. Ведь еще никто здесь не пытался приводить его в замешательство подобным образом.
Энинву оглянулась по сторонам и решила, что он был прав. Когда Доро совершал переход из тела в тело, он всегда брал ближайшее к себе. Вот почему он иногда дотрагивался до людей. Он обычно делал это в толпе, прикосновение помогало выбрать ему именно того, кого он наметил. Когда он решал совершить перемещение, а ближайшее тело находилось за сотни миль от него, он все равно его взять. Расстояние не играло роли. Если он решил пройти через Энинву, то после он может добраться и до Томаса.
— У меня ничего нет, — продолжал тем временем Томас. — Вот эта изба и есть все мое будущее: здесь я останусь, состарюсь, сопьюсь и сойду с ума. Я не представляю собой ничего, за что можно было бы умереть, Женщина-Солнце. Даже если твоя смерть и может меня спасти.
Применив гораздо меньшую силу, чем была у Доро в его новом теле, Томас поднял ее на ноги, освобождая лежащего. Затем оттолкнул ее так, что она оказалась за ним, а сам он теперь стоял напротив Доро.
Доро медленно поднялся с земли, не сводя с них глаз. Он словно хотел подтолкнуть их на смелый побег — или, наоборот, вызвать в них страх, чтобы это был побег отчаяния и безнадежности. Но в любом случае, в его взгляде не было ничего человеческого.
Глядя на него, Энинву думала о том, что ей так или иначе придется умереть. Они оба — и она, и Томас — должны умереть.
— Я был предан и верен тебе, — сказал ему Томас, словно обращался к разумному человеку.
Теперь глаза Доро остановились на нем.
— Я доказал тебе свою верность, — повторил Томас. — Я никогда даже не пытался ослушаться тебя. — Он медленно покачал головой. — Я любил тебя, хотя прекрасно знал, что этот день должен прийти. — Он вытянул вперед правую руку, чтобы сохранить равновесие. — Отпусти ее домой к мужу и детям, — сказал он.
Не говоря ни слова, Доро схватил его руку. От этого прикосновения гладкое молодое тело, которое он носил, ослабло и рухнуло на землю, а тело Томаса, худое и сплошь покрытое язвами, чуть распрямилось. Энинву смотрела на него широко открытыми глазами, полными ужаса. В одно мгновение взгляд человека, который, казалось, был ей другом, превратился во взгляд демона. Убьет ли он теперь и ее? Ведь Доро ничего не обещал. Он даже не сказал ни единого доброго слова своему почитателю.
— Закопай это, — слова слетели из уст Томаса. Доро указал в сторону своего бывшего тела.
Она закричала. Стыд и облегчение заставили ее отвернуться в сторону. Он собирался продлить ее жизнь, за которую заплатил Томас.
В следующий момент рука, ранее принадлежавшая Томасу, опустилась на ее плечо и развернула в сторону лежавшего на земле тела. Она ненавидела собственные слезы. Отчего она была такой слабой? Вот Томас оказался сильным. Он прожил не больше тридцати пяти лет, но все-таки смог найти в себе силы, чтобы противостоять Доро и спасти ее. Она прожила в десять раз дольше этого срока, но только плакала и съеживалась. Вот что Доро сделал из нее — и он еще не понимал, за что она так его ненавидела.
Он подошел поближе, чтобы понаблюдать за ней, и каким-то чудом она удержалась, чтобы не съежиться от страха. Сейчас, в теле Томаса, он казался выше, чем был сам Томас.
— Мне нечем копать, — прошептала она, хотя не намеревалась говорить так тихо.
— Копай руками! — сказал он.
В избе она нашла лопату и тесло, которым, по-видимому, Томас обтесывал бревна для своей избы. Теперь, с помощью этих инструментов, она могла справиться с землей. Пока она копала могилу, Доро стоял, наблюдая за ней. Он не попытался помочь ей, не проронил ни
