такое, как его давным-давно погибший сводный брат Лейл, или как его повесившаяся мать. — Этот дар убивает, — повторил он с печалью в голосе. Бедная Нвеке. Ведь даже этот кризис не будет означать для нее конец внутренней боли.
Так чего же он хотел для нее? Жизни или смерти? И что он должен пожелать для ее матери?
— Мне нужны люди, которые столь же хорошо обмениваются мыслями, как ты передвигаешь предметы, — сказал Доро. — Например, Аннек.
— А ты думаешь, что она будет такой, как Аннек?
— Она перенесет этот кризис и получит возможность управлять собой.
— Она и Аннек родственники?
— Нет. — Тон, которым Доро это произнес, показывал, что он не желает обсуждать предков Нвеке. Тогда Исаак изменил подход.
— Энинву имеет совершенный контроль над всем, что она делает, — сказал он.
— Да, в пределах собственных возможностей. Но она родом из дикого племени. Я устал от попыток подчинить ее себе.
— Ты? Устал?
Нвеке перестала кричать. В комнате стало неожиданно спокойно и тихо, если не считать этих двух слов, произнесенных Исааком.
Доро проглотил остатки печенья.
— Ты хотел что-то сказать?
— Только то, что было бы очень глупо убивать ее. Это было бы неоправданной потерей.
Доро всего лишь взглянул на него, но Исаак сразу узнал этот взгляд, который разрешал ему сказать то, чего Доро никогда бы не позволил другому человеку. На протяжении многих лет Исаак своей преданностью и приносимой пользой заслужил право говорить все, что он чувствовал, без всяких опасений, но и не без осторожности.
— Я не буду забирать ее от тебя, — тихо сказал Доро.
Исаак кивнул.
— Если бы ты сделал это, я бы долго не протянул. — Он потер свою грудь. — С моим сердцем что-то не в порядке. И вот теперь Энинву делает для него лекарства.
— Твое сердце!
— Да, она заботится о нем. Она говорит, что ей не хочется оставаться вдовой.
— Я… думал, что она может помочь тебе хоть немного.
— Она уже «немного» помогла мне, лет двадцать назад. А сколько детей я произвел для тебя за последние двадцать лет?
Доро промолчал. Он наблюдал за Исааком без всякого выражения на лице.
— Она помогает нам обоим, — сказал Исаак.
— Что ты хочешь? — спросил Доро.
— Чтобы она жила. — Исаак сделал паузу, но Доро вновь промолчал. — Позволь ей жить. Через некоторое время она вновь выйдет замуж. Она всегда должна быть замужем. А затем ты получишь новых ее детей. К тому же, она сама представляет особую породу. Это нечто такое, чего ты никогда не встречал раньше.
— У меня уже был однажды один лекарь.
— И она жила триста лет? Она дюжинами приносила тебе детей? Она могла по желанию изменять свою внешность?
— Прежде всего, это был он. А на все три оставшихся вопроса я отвечу отрицательно. Нет.
— Тогда оставь ее. Если она надоедает тебе, просто не обращай на нее внимания некоторое время. Оставь ее без внимания на двадцать лет, или на тридцать. Какая разница для тебя или для нее, насколько? Когда ты вернешься к ней, она так или иначе изменится. Но только, Доро, не убивай ее. Не делай этой ошибки.
— Я не хочу и не нуждаюсь больше в ее присутствии.
— Но ты не прав. Ты ошибаешься, потому что, оставшись одна, она не умрет и не позволит себя убить. Она не временный человек в этом мире. И ты никак не можешь согласиться с этим. Если ты оставишь ее в живых, а затем вновь вернешься к ней, ты уже никогда не будешь одиноким.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь!
Исаак встал и подошел к столу, чтобы взглянуть в глаза Доро.
— Если уж я не знаю вас двоих, и не понимаю, что вам нужно, то кто еще это поймет? Она как нельзя лучше подходит для тебя: она не так сильна, чтобы это тебя беспокоило, но достаточно сильна, чтобы позаботиться о себе и о своих близких. Вы можете не встречаться друг с другом много лет, но все равно до тех пор, пока вы оба будете живы, одиночество вам не грозит.
Доро начал изучать Исаака с растущим интересом, заставив того задуматься, правильно ли он смог оценить значение этой женщины.
— Ты сказал мне, что знаешь, кто был отцом Нвеке, — прервал молчание Доро.
Исаак кивнул.
— Энинву сказала мне. Она была так разгневана и расстроена, что мне показалось, она должна была это кому-то рассказать.
— И что ты думаешь об этом?
— Какое значение это имеет сейчас? — выдохнул Исаак. — К чему вспоминать?
— Ответь мне.
— Ну хорошо. — Исаак пожал плечами. — Я уже сказал, что знаю тебя и знаю ее, и поэтому я не был удивлен тем, что ты сделал. Вы оба упрямы и мстительны, в этом вы похожи на обычных людей. Она держит тебя в гневе и напряжении многие годы. Ты же пытаешься свести с ней счеты. Ты делаешь это сейчас, делал это и раньше, но в итоге ее гнев только растет. Единственный человек, которого мне жаль, так это Томас.
Доро в недоумении поднял брови.
— Но он бежал. Он был на ее стороне. И к тому же, он исчерпал свои возможности.
Исаак расслышал скрытую угрозу и с беспокойством взглянул в лицо Доро.
— Ты и в самом деле считаешь, что должен был так поступить? — тихо спросил он. — Я твой сын, я не отношусь к дикому племени, я не болен, но я едва пережил тот переходный кризис. Я никогда не умел ненавидеть тебя, никогда не мог от тебя сбежать, независимо от того, что ты делал, а ведь я один из тех немногих твоих детей, кто мог бы совершить успешный побег. Ты думал, что я не знаю этого? Я здесь, потому что я так хочу. — С этими словами он протянул руку Доро. Некоторое время Доро смотрел на него, затем протяжно вздохнул, и быстро, но осторожно взял его огромную мозолистую ладонь в свою.
Некоторое время они сидели молча в наступившей тишине, пока Доро не встал, чтобы подложить новое полено в огонь. Исаак вновь мысленно вернулся к Энинву и подумал, что все его слова о самом себе были справедливы и для нее. Обладая способностью к трансформации, она могла быть в числе тех немногих, кому удалось бы сбежать от Доро. Возможно, именно это и беспокоило Доро. Хотя вряд ли это произойдет.
Доро разрешал ей бывать где угодно и делать все, что она хотела. В те периоды, когда он чувствовал себя особенно одиноким, когда люди умирали, оставляя его, он должен был видеть ее. Она была целителем — в широком смысле, который, как порой казалось, Доро вряд ли мог понять. Возможно, это понимал отец Нвеке, и вот сейчас, переживая собственную боль, это, без всякого сомнения, понимала Нвеке. По иронии судьбы Энинву, кажется, сама этого не осознавала. Она думала, что больные и слабые приходят к ней только за ее
