тобой в физической силе. И ты прекрасно это знаешь. Теперь ты знаешь, что тебе следует ожидать, и ты должна быть спокойной и позволить этому произойти. Доверься мне.
Она неподвижно лежала, наблюдая за ним, и ждала.
— Хорошо, — повторила она. Тогда он приблизился к ней и нежно положил ее голову себе на плечо.
— Мне нравится ощущать близость, — сказал он, ничего не объясняя этой фразой. — Это никогда не происходит так хорошо без необходимой близости.
Она взглянула на него и устроилась поудобнее, чтобы их тела соприкасались друг с другом по всей длине.
— Сейчас, — тихо сказал он.
И вновь появились темнота и чувство падения. Но уже через мгновение это стало напоминать ей медленное парение в воздухе. Только парение. Теперь она не боялась. Она чувствовала тепло, покой, и у нее не было ощущения одиночества. Вряд ли это можно было воспринять как одиночество. Впереди нее виднелся свет, но кроме этого не было ничего и никого.
Она медленно плыла к этому свету, наблюдая, как он рос по мере ее приближения. На первый взгляд, это была отдаленная звезда, слабая и мерцающая. Скорее всего, это была утренняя звезда, сопровождавшая ее на пустом небе.
Постепенно свет превратился в солнечный, заполнив все вокруг таким ярким сиянием, что Энинву едва не ослепла. Но все же она не ослепла, и не испытала каких-либо других неудобств. Она ощущала, что Доро находится рядом с ней, хотя уже не чувствовала ни его тела, ни своего собственного. Это была новая форма осознания, которую невозможно описать словами. Это было хорошо и приятно. Он все время был с нею. И вот если бы его не было, тогда она была бы действительно одинока. Что он сказал перед тем, как она расслабилась и погрузилась в легкий сон? Что благодаря ему она никогда не будет одинокой. В тот момент эти слова никак не тронули ее, но сейчас они ее успокоили.
Солнечный свет обволакивал ее, темнота отступила и исчезла. Сейчас она и в самом деле чувствовала, что ослепла. Вокруг не было ничего, кроме слепящего яркого света. Но она по-прежнему не ощущала никаких неудобств. К тому же рядом с ней был Доро, касающийся ее так, как никто не касался ее раньше. Словно он касался ее души, растворяя ее внутри себя, и распространяя ощущения от этих прикосновений во все части ее тела. Она почти физически ощутила его голод по отношению к ней, голод в буквальном смысле слова. Но вместо страха неожиданно почувствовала симпатию и сочувствие к нему. Она чувствовала не только его голод, но и его сдержанность, и его одиночество. Ощущение одиночества рождало некое чувство родства между ними. Ведь столько времени он был одинок. Безнадежно одинок. Ее собственное одиночество и ее собственная долгая жизнь казались незначительными по сравнению с этим. Рядом с ним она чувствовала себя ребенком. И он нуждался в ее присутствии. Он нуждался в ней, как ни в ком другом. Она подвинулась, чтобы коснуться его, поддержать, облегчить ему это долгое-долгое одиночество. Или ей только казалось, что она смогла это сделать.
Она не знала, что делал он, не знала, что делала она, но это было поразительно хорошо. Это было слияние, которое длилось и длилось. Это было единение, которым, как ей казалось, она управляла сама. Но только до тех пор, пока она не расслабилась в приятном утомлении и не начала понимать, что теряет контроль над собой. Казалось, его сдержанность постепенно отступает. Того единения, которым они только что так наслаждались, ему было уже недостаточно. Он, казалось, впитывал ее, забирал в себя, стараясь сделать своей частью. Он был словно огромный свет, словно огонь, который втягивал ее. Теперь он постепенно убивал ее, переваривая одну ее часть за другой.
Несмотря на свои обещания, он уничтожил ее. Несмотря на всю испытанную ими радость, он не смог отказаться от убийства. Несмотря на то новое высокое предназначение, которое он пытался ей дать, размножение и убийство оставались по-прежнему единственным, что имело для него значение.
Хорошо, значит, так тому и быть. Так и быть. Она так устала.
14
Очень осторожно и внимательно Доро освободился от столь близкого слияния с Энинву. Он думал, что будет гораздо сложнее остановиться почти на полпути к тому, что могло стать напряженно переживаемым удовлетворением от убийства. Но он не собирался убивать. В своих исканиях он собирался продвинуться с ней дальше. Гораздо дальше, чем смог это сделать с наиболее сильными из своих детей. Вместе с ними он переходил потенциально смертельный барьер, чтобы постараться понять пределы их возможностей. Понять, может ли на самом деле их сила каким-то образом ему угрожать. Он проделывал это вскоре после достижения ими переходного возраста, когда считал их физически истощенными и эмоционально слабыми, и к тому же слишком равнодушными к своим только что сформировавшимся способностям, чтобы начать понимать, как можно противостоять ему — если они только были способны на это. Ему нужны союзники, а не противники.
Но ему не было нужды проверять Энинву. Он знал, что она не может угрожать ему, как знал и то, что всегда мог убить ее, пока она находилась в человеческом облике. В этом он никогда не сомневался. Она не относилась к тем, кто умеет читать мысли и управлять сознанием — способность, которую он считал потенциально опасной. Он немедленно уничтожал всякого, кто вдруг демонстрировал свое умение читать его мысли или управлять ими. Энинву могла управлять любой частью собственного податливого тела, но ее рассудок был таким же открытым и таким же беззащитным, как у любого обычного человека. Это означало, что у нее будет много неприятностей с людьми, которых он к ней приводил. Постепенно внедряясь в ее большую «семью», они начнут вызывать здесь разногласия. Он предупреждал ее об этом. В конце концов она обретет внуков и правнуков, которые будут похожи скорее на Лейла и Джозефа, чем на благовоспитанных и слабочувствительных людей, которых она собирала вокруг себя. Но это уже другой вопрос. Он может подумать об этом и позднее. Самым важным сейчас было то, что она приходила в себя, причем полностью и без каких-либо затруднений. С ней не должно ничего случиться. Никакой гнев или глупость с ее или с его стороны не должны побудить его вновь возжелать ее смерти. Она была чрезвычайно ценной для него, по слишком многим причинам.
Она медленно пробуждалась, наконец открыла глаза и начала оглядываться по сторонам. В библиотеке было темно, если не считать света от огня, который он развел в камине, и от единственной лампы на столе у нее в изголовье. Он лежал почти вплотную к ней, согреваясь ее собственным теплом. И хотелось, чтобы она стала еще ближе к нему.
— Доро? — прошептала она.
Он поцеловал ее в щеку и расслабился. С ней все в порядке. Она была слишком опечалена своим горем, и он был уверен, что ему удастся проделать это без всякого вреда для нее. Он был уверен, что на этот раз она не будет сопротивляться и не позволит ему ни навредить ей, ни убить ее.
— Я только что умирала, — сказала она.
— Но ведь не умерла.
— Я умирала. Ты был…
Он прикрыл ее рот своей ладонью, но разрешил ей отодвинуть ее. — Должен ведь я познать тебя хоть раз именно таким образом, — сказал он. — Я должен был прикоснуться к
