собой и распихали по багажу. После этого Квин встретился с Нейтом в вестибюле отеля, чтобы уладить связанные с отъездом из гостиницы формальности.
– Из Хошимина отправляются несколько рейсов, – сообщила им женщина- администратор, – «Тай эруэйз». И конечно, «Эр Франс». Их офис через дорогу, рядом с отелем «Континенталь».
Квин поблагодарил ее и направился к выходу. Нейт поспешил вслед за ним. «Тай эруэйз» Квин обыкновенно предпочитал многим другим. Но «Эр Франс» почему-то показалась ему на этот раз лучшим выбором. Очевидно, потому, что путешествие на самолете этой авиакомпании в Европу обещало быть наименее беспокойным и утомительным. К тому же, если им удастся благополучно миновать Францию, это будет им только на руку. Двое белых пассажиров с паспортами европейского образца, прибывшие самолетом европейской авиакомпании, вряд ли привлекут к себе излишнее внимание.
Женщина за стойкой в офисе «Эр Франс» сообщила Квину, что на Париж есть вечерний рейс из Бангкока.
– А на этот рейс остались билеты?
– Сколько вам нужно? – Она была вьетнамкой и говорила по-английски с французским акцентом.[23]
– Два.
– Это не проблема. Будьте любезны, ваши паспорта.
Спустя пять минут билеты были у них в кармане.
Квин разрешил Нейту на прощание отобедать в ресторане «Май 99», но при условии, что будет его сопровождать. В этот день, конечно же, их обслуживала Ань. Надо сказать, что Квин в некотором смысле даже позавидовал Нейту. Вернее, позавидовал тому, что его молодой помощник мог хоть чем-то отвлечься от того проклятого положения, в которое они попали. Бывало, Квин сам тянулся к подобным минутным радостям, лишь бы забыть о кошмаре собственной жизни. Однако те немногочисленные попытки связи с женщинами, с которыми у него наклевывались более или менее серьезные отношения, в конечном счете оказывались совершенно бесперспективными формами самообмана и не позволяли ему забыть о той, с кем он воистину хотел бы быть рядом. По сути, они являли собой нечто вроде мостов, помогавших ему переправиться из одного пункта в другой. И ничего более. Ни один из начавшихся романов не продолжался более двух-трех месяцев и заканчивался, практически не оставляя в его сердце никакого следа.
Он пытался убедить себя в том, что положение осложнялось спецификой его работы.
– Желание попасть в сети какой-либо женщины должно быть последним в твоей жизни, – как-то раз сказал Квину Дьюри, узнав, что тот увлекся одной молодой особой. – В противном случае она станет твоей ахиллесовой пятой. И тогда, парень, можешь ставить на себе крест. Поэтому мой тебе совет: трахайся на здоровье, сколько влезет. Мало тебе, что ли, вокруг красоток? Но только не вешайся на одну из них. Иначе тебе крышка. Уяснил?
По иронии судьбы Дьюри сам попал под влияние чар Орландо. Тем не менее его предупреждение сыграло решающую роль в жизни Квина. Более того, тот превратил его в своего рода мантру, которую применял в качестве оправдания своего одинокого существования. Но где-то внутри, в глубинной части своего «я», от которой он всегда пытался отмахнуться, он знал правду. Знал причину, по которой у него не складывалось с женщинами. И она не имела никакого отношения к совету наставника.
Дело в том, что существовало одно обстоятельство, перед которым он был бессилен. Он дал Дьюри обещание. А потакать своим истинным чувствам означало его нарушить. И не важно, что Дьюри уже не было в живых. Квин дал ему слово, что никогда не позволит себе увлечься Орландо.
– Ты ее лучший друг, – сказал ему Дьюри.
Этот разговор состоялся за неделю до рокового дня. Наставник отправлял Квина в Сан- Диего, где тому предстояло обсудить условия очередного задания.
– Если ей что-то понадобится, – продолжал Дьюри, – и меня не будет рядом, позаботься о том, чтобы она могла это получить.
– Конечно. Ты мог бы меня об этом и не просить.
– Я имею в виду всякого рода помощь с твоей стороны. Только не в постели. Улавливаешь, о чем я говорю?
От услышанного Квин остолбенел.
– Но я…
– Заткнись, – обрезал его Дьюри. – Не такой я дурак, чтобы не видеть то, что яснее ясного. Ты от нее без ума, Джонни. Но она всегда будет только моей. Усек?
Квин был не в силах выдавить из себя ни звука и в ответ лишь слегка кивнул. Каким же гадом в конечном счете оказался Дьюри! Он знал Квина как облупленного. Видел его насквозь. И понимал, что если Квин даст клятву, то никогда не нарушит ее. Даже по отношению к мертвецу.
Так или иначе, но Квин хранил верность своему слову. Несмотря на то, что отношения с Орландо у него прервались на несколько лет, он не переставал следить за ее жизнью. Платил своим агентам, чтобы постоянно быть в курсе места ее нахождения и положения дел. Однако Квин никогда не занимался этим самостоятельно, а только через своих посредников, опасаясь, что в противном случае не сможет оставаться вдали от нее.
Окончательно разделавшись с обеденным блюдом и влив в себя остатки пива, Квин под столом сунул пятидолларовую купюру Нейту.
– Это еще за что? – удивился тот.
– Положи перед уходом под свою тарелку.
Нейт недоуменно уставился на него.
– Чаевые, – пояснил Квин.
– Какие же это чаевые?
– Какая разница, как их называть? Может, ты ее больше не увидишь. Зато она тебя никогда не забудет.
– Насколько я помню, ты всегда учил меня обратному. Тому, чтобы быстро забывать.
Квин молча встал и, слегка улыбнувшись своему спутнику, направился к двери.
Глава 17
В Бангкоке они разделились. Квин, питавший слабость к Франции, направился в Париж, а Нейт – рейсом британской авиакомпании через Ла-Манш в Лондон.
Прибыв на место назначения, Квин поджидал своего молодого помощника в условленном месте и, когда тот появился, не мог скрыть удовольствия. К нему направлялся уже не парень в джинсах и рубашке с короткими рукавами, которые тот носил во Вьетнаме. А молодой мужчина в строгом темно-синем костюме, белой рубашке и галстуке, весьма гармонирующем с его деловым видом. Прическа его тоже являла собой образчик опрятности и аккуратности. Волосы с боковым пробором теперь были гладко уложены и, очевидно, из-за специального геля имели более темный оттенок, чем прежде.
– Отлично выглядишь, – оценил внешний облик своего ученика Квин.
– Спасибо, – ответил тот. – В Лондоне мне нужно было успеть переодеться и привести себя в должный вид. И на все про все у меня было пятнадцать минут. Когда я предъявлял билет при посадке в самолет, рука у меня не успела обсохнуть от этой дешевки.
– Да что ты говоришь! – сочувственно покачал головой Квин.
– Представь себе. Мне нравятся твои очки.
– Когда выйдем отсюда, могу тебе их подарить.
– Они мне нравятся. Но не до такой степени.
Квин тоже сменил гардероб. Он был в узких стильных очках с черной оправой и в такого
