Основной зал был большим, примерно шестьдесят футов в ширину и вдвое меньше в длину. Его превратили в настоящий лабиринт свисающие с потолка полотна, укрепленные на проволоке. Даже картины, расположенные по периметру комнаты, на несколько дюймов отставали от стен.
Эффект получился довольно неожиданным. Возникала иллюзия пространства и уюта.
Потом Квин обратил внимание на сами полотна: они явно претендовали на нечто большее, чем украшение зала. Изображения были строгими и холодными; пятна серого, черного и белого цветов соединялись в нечто, похожее на дома и улицы. Люди были изображены в тех же тонах, они почти сливались с фоном, словно призраки. При этом на каждом полотне имелось цветное пятно, яркое, вибрирующее и привлекавшее внимание. Красно-желто-розовый детский мячик, забытый на тротуаре. Куртка глубокого синего цвета, висящая на двери. Пылающий всеми цветами радуги воздушный змей, оставленный на скамейке в парке.
И в каждой картине была печаль. Глубокая печаль и одиночество. Квин с удивлением обнаружил, что его увлекла работа художника. Он с трудом оторвался от изучения полотен.
Квин двинулся в сторону задних помещений, периодически останавливаясь и делая вид, будто изучает очередную картину. Вскоре его внимание привлек второй стол с закусками: он стоял в дальней части зала между двумя дверьми, которые он заметил раньше.
Когда Квин подошел к ближайшей двери, он понял, что она ведет не в другое помещение, а в коридор. В дальнем конце этого коридора виднелась распахнутая металлическая дверь, перед ней находился еще один металлодетектор и второй охранник. На его лице не было улыбки, он явно скучал. Дальше по коридору собрались несколько человек, они курили и о чем-то беседовали. Еще дальше три человека стояли в очереди возле туалета.
Квин перешел ко второй двери. Она вела в другую комнату, заметно меньше главного зала. Он заглянул внутрь. Здесь также висели картины, только меньшего размера. Несколько человек их рассматривали, другие стояли в центре и разговаривали.
Когда Квин отвернулся от них, ему показалось, что людей в главном зале прибавилось. Он узнал некоторых — конгрессмены, известные журналисты. Нет, он не был с ними знаком, но видел по телевидению или в газетах.
Гуэрреро все еще не появлялся.
Квин посмотрел на часы: пять минут десятого. Политики, если у них есть амбиции, должны постоянно общаться с людьми. А умные политики приходят тогда, когда собирается больше всего гостей. Значит, если Гуэрреро приедет, то очень скоро.
Квин собрался подойти к столу с закусками, когда его внимание привлек новый гость.
— Черт возьми, — едва слышно пробормотал он.
Таша.
Она не прислушалась к его совету. Должно быть, узнала, что конгрессмен должен сюда прибыть, и решила попытаться поговорить с ним. Таша становилась опасной. Квин решил подождать, когда она подойдет поближе, прежде чем что-то предпринимать.
Она держалась гораздо увереннее, чем во время их предыдущих встреч. Казалось, она полна решимости добиться разговора с конгрессменом. Квину уже доводилось видеть, как гражданские лица ведут себя в подобных ситуациях. Они готовы на очень жесткие действия там, где Квин реагировал автоматически.
Таша проталкивалась сквозь толпу, оглядывая зал. У нее неплохо получалось делать вид, что она с интересом осматривает выставку, хотя на самом деле ее занимали посетители. Когда ее взгляд должен был упасть на Квина, он сделал шаг в сторону и скрылся за одной из картин.
Через несколько минут она подошла к столу с закусками и ждала, пока ей нальют бокал вина. Квин оказался у нее за спиной.
— Может быть, вам не следует горячиться, — сказал он.
Таша повернулась. Квин уже видел ее испуганной, нервной и даже уверенной в себе, но удивление на ее лице появилось впервые.
— Что вы здесь делаете? — наконец спросила она.
— Пошли. — Он взял ее за руку и увлек в коридор.
— Подождите. Куда мы идем?
Квин не ответил. Он рассчитывал, что Таша не станет устраивать сцену. Они прошли через металлодетектор и оказались в переулке.
— Вы делаете мне больно, — прошептала она. — Отпустите меня.
Однако Квин не выпускал ее до тех пор, пока они не удалились от компании курильщиков. Теперь те не могли услышать их разговор.
— Как вы сюда попали?
Она неуверенно посмотрела на Квина и ответила:
— Моя подруга из Хьюстона… работает в галерее. Она сделала несколько звонков и достала для меня приглашение.
— Вы хотите умереть?
— Я не собираюсь прекращать поиски Дженни только из-за того, что вы мне велели. Я просила о помощи, вы отказались. Значит, я должна действовать самостоятельно. Конгрессмен будет здесь. И я намерена с ним поговорить.
— Вы рассчитываете, что он вам что-нибудь сообщит? — спросил Квин. — Вы не сумеете подойти к нему ближе чем на пять футов. Я уже сказал вам: отправляйтесь домой.
— Нет.
Квин почувствовал, как растет гнев Таши, и сжал ее руку.
— Прекратите. — Таша посмотрела на его пальцы.
Он ослабил хватку. Квин хотел ее напугать, а не причинять боль.
— Послушайте, у меня нет оснований считать, что конгрессмен что-то знает. Пожалуйста, уезжайте домой.
— Я должна…
— У вас ничего не получится, — перебил ее Квин. Вздохнул, стараясь успокоиться, и добавил уже спокойнее: — А мне может повезти.
Она скептически посмотрела на него.
— Вы просто хотите, чтобы я не мешалась у вас под ногами?
— Да.
— Хорошо, — сказала она после недолгих колебаний. — Я так и поступлю. Если вы расскажете, что вам удалось узнать.
Квин собрался ответить «нет», но передумал. По выражению лица Таши было ясно, что она не примет отказа.
— Если я вам расскажу, вы пообещаете мне, что забудете обо всем и отправитесь домой.
— Вы действительно хотите помочь Дженни? — спросила она.
— Да.
Она не сводила глаз с его лица, словно пыталась определить, можно ли ему верить. И наконец произнесла:
— Договорились.
